Ну как сказать… Не радость моя, а хоть какое-то моё утешение, потому что если бы он умер от этой самой эмфиземы – это страшная смерть. Это когда уже ни кислород не действует, и человек просто задыхается, вот он – задыхается. А он умер от эмболии. Он умер во сне. Мне позвонила эта женщина, которая убиралась у него. Она ушла. Причём ему стало плохо, и она спросила, вызвать ли врача. Он сказал: «Не надо». Потом, когда я приехала, она так плакала, говорит: «Настя, надо было вызвать, а он сказал “нет”». Я говорю: «Ты успокойся. Вот если бы он мне сказал “нет” – и я бы не вызвала». Вот он… Он руководил этим процессом до последнего. Он не стал ни старым, ни немощным, ни беспомощным, хоть и с этим аппаратом, и так далее. И когда я примчалась, ну, было очень, что он умер во сне, совершенно спокойно. Спокойные руки, спокойное лицо. И уже потом выяснилось, что это была эмболия, закупорка сосудов. Тромб. Это мгновенная совершенно… Прекрасная смерть. Вот это меня утешает. Хотя и ни секунды не могла себе представить, что он умрёт. Вот какой-то бред. Как я когда-то думала: вот всем будет сорок лет, а мне не будет. Не то, что я умру, а вот не будет – и всё. Не знаю что. Не будет! Вот так вот он уже не молод и болен, но ни на мгновение я себе не представляла, что как-то вот так случится и его не будет. Причём и до сих пор, наверное, не представляю, честно говоря.