Ещё одна деталь. Это мне рассказывал Отар Иоселиани, который уже давно живёт в Париже. Мы с ним там встретились, и он сказал: «Если бы я знал, что после…» — на похоронах он положил цветы и ушёл. Он говорит: «Я не знал, что вслед за мной с кладбища уедет и Лариса Павловна, оставив могилу открытой». У могилы остались четверо. Потом я перепроверил: это были Марина Арсеньева, её муж Александр Гордон, однокурсник Андрея по ВГИКу, сын Арсений от первого брака с Ириной и представитель Совэкспертфирмы. Могила была открыта, и никого нет. Они пошли по кладбищу в поисках могильщиков. Нашли их, а те говорят: «Нет, мы уже окончили, рабочий день закончился, завтра забросаем». Тогда эти четверо взяли лопаты и сами предали тело земле. Вы знаете, когда человек уходит, уходят все его драмы. Уже, видимо, неважно, где ты похоронен, потому что телу всё равно, где истлеть, как говорил Лермонтов. Хотя я даже пытался в первый год после его захоронения поднять вопрос о переносе праха в Россию — потому что он был патриотом. В России он должен был покоиться. Но сейчас это не имеет значения, где он. Андрей Тарковский стал действительно режиссёром номер один планетарного масштаба. Режиссура мира до этого не дотягивает и даже не хочет дотягиваться. Они видят фильмы Тарковского, но не понимают, как всё сделано. А ведь нельзя отделять Тарковского от Юсова, великого оператора Вадима Юсова. Они вдвоём, душа в душу, создавали этот новый киноязык. Я пытался у Юсова выяснить степень его влияния на Андрея, но как это у них получилось — вот такой магический экран, который даёт ощущение третьего измерения, нынче напрочь утерян в кино. Это великий режиссёр на все времена.