Мы же дежурили в домах, всё делали, помогали. Собирали покойников, отправляли их на Смоленское кладбище, потому что люди не довозили непосредственно, бросали. Видят садик, уже кто-то лежит там, и до управдома: «Что делать?» – «Отвезите её туда». Значит, один-двое собираемся, везём, сдаём. Напротив Смоленского кладбища немецкое, там рядом вырыты такие траншеи, как на Большом нашем, куда складывали покойников. Это буквально около церкви, но только на той стороне реки Смоленки. Привлекали нас к работе этой. Дом управлять же надо, помочь надо. Все были активны, мы собирались по зову все в доме. Утром все собираемся, распределяем обязанности, кто куда. Кому, например, что-то строить, например, обустраивать какой-то подъезд, или данную складку сделать, или какой-то квартире помочь, потому что остался одинокий человек, может быть, все остальные умерли. Моего возраста и старше были заняты, например, окрашиванием на чердаках деревянных сооружений, чтобы во время попадания бомб зажигательных не произошло возгорание. Мальчишкам, и в том числе и мне, приходилось не только участвовать в тушении пожара от зажигательных бомб, но и быть наблюдателем на крыше для того, чтобы сигнализировать, засекать сигнализатор. То есть шпионы с ракетницы стреляли в направлении, куда вести обстрел или бомбёжку. Я своими глазами видел на ракете сигналы, которые были привязаны к парашюту. То есть сигнальный пистолет выстрелил парашютик, а потом уже зажигалось вещество, которое было там устроено внизу и освещало данную поверхность, чтобы вести огонь сосредоточенно в определённом направлении.