И папа был человек, поцелованный Богом, безусловно, и под покровительством Бога – это тоже безусловно. Потому что папа просто ходил по острию. Он ходил по острию лезвия – и в общественном смысле, и в смысле здоровья. У него бывали такие болезни, когда люди не выживают просто от этого. Когда он был в Париже, у него началась уремия. Люди от этого умирают совершенно однозначно. Он добрался до Москвы, отказался делать какую бы то ни было операцию, попал в больницу, и я его отвезла, потому что мама была измучена этой дорогой и тем, что она оказалась с ним одна. Папу повезла в больницу я. И мне стало плохо, потому что его повезли в какую-то отдалённую палату. Я поняла, что папа умрёт. Этого я допустить не могла. Я пришла домой, всю ночь молилась, стояла на коленях и молилась, как умела. У меня не было никакого религиозного воспитания, у меня дома не было никаких икон, ничего этого не было. Но я просто знала, как. По-видимому, моя иудейская кровь во мне заговорила, потому что иудеи общаются с Богом напрямую, в отличие от православных, которым для этого нужны проводники. И утром позвонил папа. Просто подошёл к телефону и сказал: «Всё, у меня уже нет температуры». Папа остался жив – чудом. И так было много раз. Я просто не могу рассказывать про это… Эта передача не про папины болезни. Но поверьте мне, что папа выходил из самых тяжёлых ситуаций. Просто эта чаша проносилась мимо него.