Мои тёплые воспоминания об отце

Нами он занимался. Он нас водил в театры. Он возил нас на юг. В общем, папа всегда был таким домашним человеком. То есть он… нет, наверное, я что-то путаю. Я его просто помню, естественно, дома. Я помню, когда он сидел за столом и писал, а мы с братом, с друзьями, с соседями бегали по квартире, играли во всякие шумные игры, играли в прятки, забегали к нему в комнату и прятались у него под стол. Мама кричала и говорила: «Уйдите! Вы мешаете папе работать!» И папа, работая, только говорил: «Дети мне не мешают. Не надо, дети мне не мешают. Не отвлекайте меня, дети пусть играют». Дети ему действительно никогда не мешали. Занимался он нами всегда. Папа приобщил меня к импрессионистам. Мы тоже этого никогда не знали. И вдруг в Москву приехала выставка импрессионистов в Пушкинский музей. Папа получил приглашение из французского посольства. Папа вообще брал меня на приёмы. Когда мама с ним не ходила, он всегда ходил со мной. И тут он взял меня с собой в музей Пушкина. Он импрессионистов знал очень хорошо, очень их любил. Он до этого бывал в Париже в 1930-е годы. То есть это было то, что ему очень нравилось. И он не столько смотрел эту выставку, сколько смотрел на мою реакцию. Он был в полном восторге от моей реакции, потому что я остолбенела, я задохнулась. Мы с ним, конечно, очень много это потом обсуждали. Это тоже ведь занятие. В общем, папа занимался нами. Когда мы с папой гуляли по улице Горького, мы обычно доходили куда-то: или до Пушкинской, или, может быть, даже ещё дальше. Мы очень любили именно пешком, именно такие прогулки быстрым шагом. И с этими сумками мы возвращались. И, проходя мимо «Националя», папа говорил: «Теперь мы с тобой пойдём в “Националь”». Мама с братом и со всей остальной мишпухой, которая осталась дома, ждали нас к обеду, а мы с ним, как зайчики, шли в «Националь». На первом этаже было кафе, где очень вкусно кормили, где всегда собиралась такая богемная Москва. Это было ещё днём, вполне в дневное время. Мы с папой приходили, всегда садились за столик, что-то вкусное ели. Кто-то обязательно подходил. Самые знаменитые люди там оказывались. Я с ними тусовалась во всём. Потом, естественно, папа звонил маме, говорил: «Ты не волнуйся, мы задерживаемся». Потом папа вообще любил… Он любил летом, когда мы жили в Переделкино, если надо было ехать по делам в Москву, я с ним всегда увязывалась, кого-то ещё из своих подруг прихватывала, и, сделав дела, папа тоже нас вёл куда-нибудь в ресторан. И в один из таких походов маме радостно позвонил кто-то, какой-то аноним или анонимка, это я уже не помню, и сказал: «А ваш муж, знаете, с двумя молодыми шлюхами там-то и там-то». Ох, папа был в полном восторге, что его не застукали, что все знали – это была я.