Он как-то пришёл домой… Это была ситуация, когда на одной лестничной клетке было две квартиры. В одной жил папа с Аллой, а в другой – Михаил, дедушка и я, тогда уже довольно большая, переехала к папе. Вот он пришёл, мы слышим, что он пришёл, дверью хлопнул. И что-то пошла я к нему. Он сидел вот так на кровати, закрыв голову, и говорил: «О-о-о…» Какие-то просто страшные слова. Но он не объяснил, что, почему. Я что-то забегала, запрыгала, он говорит: «Идите, идите…» И не рассказал нам. Тогда это был уже МХАТ, но МХАТ ещё на Тверском. Ну, я не знаю, может быть, это были выпуски этого эпохального спектакля о Ленине, который действительно… «Вам завещаю, вам запрещаю, вам за вещами…» В общем, конечно, история была тяжёлая, надо сказать. Но стоила она того, чтобы открыть нам такого Ленина, такого Калягина. Это же потрясающий действительно был спектакль. «Так победим!» – в итоге он назывался так. Потому что сначала он назывался «Вам завещаю…». Соответственно, уже само напросилось «Вам запрещаю». Слушайте, ну это нельзя было не запретить! Потому что ну как это – Ленин… И вообще всё. А в этот же момент была замечательная ситуация во МХАТе, когда по талончикам специальным всем мхатовским артистам и вообще сотрудникам продавали комплекты постельного белья, сапоги и ночные рубашки, как сейчас помню. И мы там – народный, не народный – все в очереди с этими талончиками. Ну, мне тоже, конечно, досталось. Поэтому уже сразу запросилось «Вам за вещами» – уже называлась эта бесконечная репетиция. Я не помню, откуда «Так победим!». Там есть просто такие слова, по-моему, последние даже у Калягина: «Так победим!» Ну, так и назвали. Ну, я же была на этом спектакле, когда Брежнев был! Ты что! Это ж такой был ужас! Бурков потерял голос! Просто пропал. Ох, что вне… Ну, вообще это были те времена, когда премьера – и в администраторской сидит директор, сидит замдиректора, сидит главный… Ну, Ефремов там за сценой, естественно. И все встречают гостей. Ну, сейчас уже это всё… Приходят гости – так всё солидно. Это ещё тогда, по-моему, в театрах переобувались. Приносили с собой туфли… Да. Это не премьера была. Это был какой-то из спектаклей, когда был Брежнев.