А потом погрузили нас, прислали уже к осени специальный состав пустой, загрузили всех наших солдат – и до Костромы. А потом постепенно – от Костромы до фронта. Из начальников – начальник эшелона (полковник минимум), потом замполит (без политики никуда), полковник, я фамилии их не помню, и полковник врач. Старичок он уже под семьдесят лет, врач. А пока мы доедем до фронта, может не раз бомбить наш этот состав. И бывало, что одни приезжали благополучно, а многие попадали под бомбёжку. Ранен, кто поможет? Там убиты, всякие, раненые – там рука, нога, всё, нужен врач. И хотя он пожилой, а врач нужен. А я, поскольку был такой живой, и за язык меня никто не тянул, я юмор понимаю. Рассказываю ему анекдоты, шутки, он так к стенке притулился, и вид у него такой не ахти. И говорит: «Слушай, сибиряк, вот я на тебя смотрю, ты такой живой, жизнерадостный, анекдоты травишь, шутки травишь, ты хоть знаешь, куда ты едешь?» Я говорю: «Знаю». – «Куда?» – «В армию я еду, воевать». – «Да какая это война?» Я говорю: «А что же это? Как не война? Дошли до Москвы». – «Да это не война, это мясорубка. Без разбору и солдатов, и гражданских, и детей, и пожилых – это мясорубка». Я говорю: «Ну я, может быть, с вами соглашусь, что непорядок, что без разбору. Но товарищ полковник, ну если не я, то кто?» Он говорит: «Молодец. Правда, если не ты, то кто? Последних уже собираем тех, кто может, но мы уже выходим, отогнали от Москвы, уже к западной границе». Потом посидел и говорит: «Слушай, сибиряк, ты мне понравился, вот очень правильно сказал, если не ты, то кто. Вот я уже воюю четвёртую войну, не четыре раза, а четвёртую войну, там гражданская, финская, затем японская и так далее. И мне уже седьмой десяток. Я насмотрелся всего этого, где война, а где мясорубка. А я доктор, помогаю. Но у меня большой опыт солдатской жизни. Если ты парень с головой, а я вижу, что ты парень с головой, тебе дам три совета. Если ты их выполнишь, я тебе гарантирую жизнь на фронте в этой мясорубке, 95-96% жизни. А остальное – пуля-дура, куда она полетит. Она может о танк и в сторону либо о камни рикошетом в тебя». Я говорю: «Товарищ полковник, клянусь я выполню». – «Ну, тогда слушай». Вагоны потихоньку бегут по рельсам, он так наклонившись сидит и рассказывает: «Первое – пока ты воюешь, а может быть, и вообще, но воюешь, я тебе говорю, чтобы у тебя в глазу и капли не было спиртного. Вы и так-то молодые горячие, дураки, а если вы выпьете, вы дураки в квадрате. Итак, совет первый: чтобы у тебя во рту и капли не было спиртного. Останешься живой – выучишься, будешь работать, у тебя будут деньги, иди в магазин, нужда будет, хочешь пить, покупай там что – белую или коньяк, или там, бог его знает, кагоры какие-то, пей сколько надо. Но помни, ничего хорошего от этого нет ни на войне, ни на гражданке, а на войне тем паче. Чтобы и капли у тебя во рту не было. Это совет первый. Совет второй… То, что мы победим, сомнений нет, мы уже к границе Запада приближаемся. Ты – победитель. Село простое или большое село, пригород или город, или столица, ты – победитель. Всё твоё – бери, что хочешь. А я тебе говорю: ничего не бери. Останешься живой, возвратишься, выучишься, будешь работать, будут у тебя финансы, деньги, иди и покупай, всё, что ты хочешь. Но пока ты воюешь, ты хоть и победитель, ты имеешь право всё забрать в этом городе и так далее, но ты не смей брать, пока не будет команды сверху. А что бы ни было, не бери». И пример рассказывает: «Вот, бывает так, что урааа, и всё, погнали до границы – то мы их, то они нас. И так проходит несколько раз, то они нас, подкрепление приходит, нас отжимают, то мы. И вот урааа, нам помощь, мы бежим, стреляем, они отступают. И смотрим – в стороне лежит офицер. Руки-ноги разбросал. А на руке у него часы блестят либо из кармана грудного, либо здесь, с пистончика выглянули. Мать честная, а мы только на картинках эти часы, в деревне выросли, на картинках... И если бы мне эти часы да на руку, да я бы на вечёрочке да к Марусе пришёл бы: “Знаешь, что, Маруся, время-то уже пора тебя провожать, пойдём” и так далее. Это мечта была каждого парня. Но не только я вижу, а там человек пятнадцать или двадцать видят их, урааа, а шаг вправо, урааа, а шажочек влево. И подбежали к этому мёртвому фрицу человек пятнадцать – двадцать. И как ленточку, почему бы, пятнадцать – двадцать вот-вот-вот, а срывает-то грудью только один. И один из пятнадцати хвать за часы – взрыв – ни часов, ни тебя. Запомни, сибиряк, враг и мёртвый стреляет! Ничего не бери. Они знают, что вы на безделушки такие: на часы, что-то такое, не бери. Останешься живой, выучишься, будешь работать, будут деньги, иди, покупай любые часы: карманные, нагрудные и так далее. Но пока ты воюешь, пока мы боремся с фашизмом, ничего не бери. Всё у тебя будет впереди. Здоровье береги, жизнь береги, страну береги. И третий совет, последний. Пока ты воюешь, забудь о женщинах, о девчатах забудь». – «Непонятно. Пить нельзя – одуреешь, понятно. Ничего не бери – взорвётся. Что я не могу подойти к Марусе либо к Анечке? Хотя бы прижать бы её, хоть в глазки посмотреть». – «Я тебе говорю – забудь!» Ничего не раскрывал. И только, когда мы брали Вену, вот тут я понял. В тот день, вот фотография моя справа, день 40 000 пенгё одна фотография девять на двенадцать либо булка хлеба. Тоже же голодали там. Привёз я оттуда. И вот когда мы брали Вену, вот тут я узнал, почему нельзя.