Обмен на рынках

Ходили с матерью на рынок, где чего можно купить, выменивали, но позже мать я сопровождал, всё золото было, наверное, у неё с собой взято какое-то, потому что семья была, надо чего-то меняют. Значит, с декабря в основном были вино-водочные изделия, это у кого был спирт, потом, у кого были деньги, ещё в то время менялось, и потом будет меняться. Рынки работали. Мальцевский рынок на Малом проспекте, на Большом проспекте, угол 5-й – это большой рынок, сейчас я не помню, как он называется. Это я всё знал. Это большой рынок, он и сейчас существует там. Угол 6-й линии и 5-й, напротив церкви, тут по Большому проспекту. Ещё были частные рынки у Варшавского вокзала, у Балтийского вокзала. Там шли с пригорода, чего-то приносили, продавали. Ходили, одевались специально, или на этот рынок пойдём, на этом рынке дороже, на этом дешевле. На этом что-то было можно выкупить, на этом – нет. На этом меняли, что есть, на этом – нет. Мы ходили, вроде, с матерью на два рынка даже в день, первое время ходили. Я был более подвижен, матери сложно было иногда, у с неё сердцем хуже, тогда считалось, порок сердца. Ходили, всё. Но мать у меня ещё курила. Тут надо было что-то выменивать, что-то делать. В это время, в этот период она бросит курить, чувствует, что не хватает, что на это надо много денег. Меняли, что было, какие драгоценности. Сейчас я не скажу, чего она выменяла. Ну, знаю, что-то из золотых вещей было. А что было? Буханка хлеба там стоила от 100 до 500 рублей, где, на каком, с кем договорились, и какой хлеб, всё это было такое баснословное. Или конфеты меняли на хлеб, если надо было, но мы хлеб не меняли почему-то, вот тут какой-то период был ещё, наверное, у родителей, когда мы приехали, запасы всё ранее готовились, чувствовали, что что-то будет, всё-таки не хватало, конечно, голодные были, но так, чтобы мы жили и ходили все. Потом мать сама пока курила и искала, договорилась с тем, кто работал на фабрике Урицкого, она была тоже на 9-й линии, угол среднего и 9-й линии, договорилась, там выносили, которые выносили, она их за одну цену брала, продавала, и потом приносила, что-то делала. Это был такой бизнес, пока мать ходила, что-то делала, пока работала. Вот так жили, или получали они денег, не получали, им выдавали, так как они говорили. Вот в этом принимал какое-то участие. Значит, вот так сказать, чтобы блокадники, на мой взгляд, те, кто жил, только оставался на одном пайке, почти не выжили, 80 процентов этих ушло из жизни, конечно. Сегодня есть такие, говорят: «У нас они есть, что они вот месяц целый жили, трое там, на одной карточке»‎. Это не может быть, это не прожить было. Это всё равно не в этом месяце, а в следующем они погибали. Погибали, конечно, страшно, и умерло. Я сегодня, до сегодняшнего дня, потому что так сложилась судьба. Ну, благодаря тому, что что-то было оставлено, что-то получали, тётя работала, которая зарплату, пенсию свою, которую мы получили, что-то вкладывали в деятельности. Потом сами принимали участие, что-то ходили, получали лично. Но всё равно умрут, и все они умрут старше. Останемся только мы, молодые. Нам, конечно, и мне лично, я остался жив благодаря матери. Тут было трудно, со мной случилось много, я остался жив, конечно, безусловно, благодаря тому, что сделала мать, потом будет работать сестра уже в системе внутренних войск, значит, будет чего-то приносить, она с декабря чего-то от своего пайка отрывать, который она получала, приносить нам сюда.