Когда его не стало, это первое ощущение – рухнувшей за моей спиной стены. И так я с тех пор и живу. Я не могу сказать, что он как-то меня особенно любил… Ну, он достаточно в быту был человеком жёстким и суровым, я бы сказала. Может быть, даже равнодушным. Ко мне, во всяком случае. Мне так иногда хотелось… Вот я ему рассказываю про все свои проблемы, что-то там советовалась, ну, с мужьями в основном. Он говорит: «Нет, девочка, сама-сама-сама». Сама-сама-сама. Никогда не вмешивался, никогда не воспитывал. Практически никогда не повышал голоса. Но всё равно это ощущение совершенно непоколебимой стены, к которой я прислонённая жила, у меня было. Я всегда огромное получала наслаждение от того, что я его дочь. Я всегда это знала и помнила. У меня не наступило никогда привычки. Прям такой вот: «Да, я дочь Ефремова!» И был эпизод, о котором я так жалею! Я о нём писала. Когда мы ехали как раз в этот самый Житомир… Или мы уже возвращались обратно, и шофёр был за рулём. Ну, и папа сидел рядом. Вот я помню, мы едем, и я что-то усыпаю, и так мне хочется к нему на плечо голову, так хочется! И почему-то я этого не делаю. Вот не знаю! Помню до сих пор. Почему я этого не сделала? Нет, каких-то тактильных моментов не присутствовало. Но всё равно мне никогда не было мало. Мне не хотелось большего, мне было достаточно. Ну, сколько раз за всю жизнь он меня «малышка», может, назвал или «девочка моя»? Ну, вот ровно столько, чтобы хватило.