Он был даже не борец, а воин! Он в этой борьбе кайф в ней ловил необыкновенный! Ну скучно было бы, если бы не так. Я помню очень смешной эпизод, когда… Ну действительно, были же эти приёмки спектаклей, то-се. «Чайку» он поставил. И там выходила на сцену натуральная белая лошадь. А я, лично я как театровед, большой противник на сцене животных и, скажем, детей. Потому что на сцене играть надо, а не жить. Это разные вещи. А когда появляется такое натуральное что-то – это выбивается. И потом… Ну, редко он со мной обсуждал, но поскольку я была на прогоне, он спросил там, чё-как. Я говорю: «Пап, ну как-то лошадь… что-то я не уверена…» Он говорит: «Так её-то я и уберу!» «Ну, когда придут и скажут, да. Ну что-то надо убрать, так вот лошадь я и уберу!» Так что… Он был изумительный дипломат в случаях, когда это было необходимо. Об этом прекрасно написал Анатолий Миронович Смелянский в своей книге «Уходящая натура». Я всех отсылаю к этой книжке, потому что Анатолий Миронович был так много лет с ним рядом в самом важном аспекте папиной жизни. Я что – я домашняя курица. Я меньше была, к сожалению. Михаил на съёмках был, он работал же с ним в театре, он бы интереснее об этом рассказал. И это был самый важный для него момент. Я не работала во МХАТе никогда. Я только, конечно, смотрела все спектакли. Я дома, дома, дома. Он иногда приходил чёрный просто. Но я думаю, что не «после этих битв». Вот когда ему выходить надо было на чиновников и решать вопросы – это, наверное, мало его затрагивало. Приводили его в чёрное состояние ситуации, может быть, непонимания его репертуарной политики в театре, непонимание единомышленниками его поступков. Вот когда не ладилось в творческом процессе – вот тогда действительно. Были какие-то даже моменты, которые нас с Мишкой пугали.