Это папин дом, который он построил. Вообще довольно была интересная история, потому что наивный папа много лет назад, получив участок здесь, что было сложно, поскольку это раздавались они тогда не в собственность, а это называлось, что Ефремов является членом-пайщиком ДСК «Чайка», и за ним закреплено строение. Так вот… Закреплено. И папа по системе «сроки и оплата», что называется, заключил договор со строительной конторой и переводил туда деньги. Сначала. После чего происходил какой-то цикл работ, и ему присылали так называемые процентовки, где было написано: «Сделано то-то, то-то, то-то». Он это всё подписывал и переводил следующую порцию денег. Длилось это восемь лет. Он думал, что он в Чикаго где-то, наверное, – вот так ему казалось. А дом строился. Никакого не было забора. Я так предполагаю, что из нашего кирпича себе многие тут бани, гаражи построили, потому что привозили, сгружали и уезжали. И восемь лет это всё тянулось, тянулось. Но всё-таки как-то росло, росло, росло. Пока наконец уже я сюда не въехала, глубоко беременная. Ну, я не могла этого уже больше наблюдать. Не было ни окон, ни дверей практически. И за одно лето, расставшись с этой конторой и наняв каких-то нормальных шабашников, мы всё это достроили. Но сам папа тут не жил, конечно. Он был полный урбанист и совершенно не дачный человек. И в итоге дом, который строился для папы… А, ещё был второй маленький домик – это вроде для нас, для детишек, так получалось. С этого балкона он собирался говорить речи: «О мой добрый народ…» Как-то вот так это репетировалось. Но получилось так, что заселилась сюда сначала я с мужем и детьми, потом Михаил с женой заселился тоже с детьми в соседний небольшой дом, сейчас его уже нет. Единственное, что здесь успел пожить два года дедушка. Папа очень любил отца, он был замечательным сыном, и вот он… Очень было важно, чтобы дед здесь пожил. Он говорил ему: «Дед, это для тебя». «Отец», вернее, «дед» – это он не… И вот два года дедушка успел здесь пожить, как я надеюсь, хорошо. А папа приезжал. И очень любил здесь принимать гостей, какие-то свои дни рождения тоже здесь отмечать, и некоторые Новые года удавалось отмечать. Наши дни рождения. Вообще у него была такая идея, что в праздники надо бы вместе. Ну, не всегда получалось, но… И уже совсем незадолго до его смерти я его уговорила, и он, что называется, на Коране мне поклялся, что вот он, да, выпустит «Сирано» – и переезжает. И я, конечно, уверена, что он бы прожил больше здесь, под этими соснами. С эмфиземой лёгких, конечно, жить на Тверской – это было просто преступление по отношению к самому себе. Ну, всегда была комната, где, если он приезжал больше, чем на два-три дня… Всего-то раза три он так приехал на неделю, скажем. То, конечно, да, он жил в своей комнате. Комната и ещё такая мансарда, довольно большая. Там сейчас спальня моей дочки. Я говорю: «А что за назначение, как ты думаешь, у этой комнаты?» Он говорит: «Девок сюда буду водить». Я говорю: «Пап, ну тогда не продуманно, ну хотя бы душ надо было сделать тоже наверху!» Потому что ванная внизу, там наверху только раковина и туалет. «Да… А тогда катран сделаю!» Я ещё тогда не понимала, что такое катран. Это в карты, значит, резаться. Я не знаю, держал ли он когда-нибудь в руках карты. Но тоже как-то не сложилось. А дальше там идёт огромный чердак и стоит большой-большой такой куб с водой, гигантский, откуда распространяется всё водоснабжение на весь дом. И он говорит: «Ну, вот как-то этот куб… А вот надо здесь гнать самогон. Пропустить змеевик…» Я тоже не представляю, чтобы он даже видел когда-нибудь самогонный аппарат, но он понимал, что нужны какие-то объёмы для этого. «Пропустить через куб змеевик и надо гнать. Ты вот не права. Надо использовать. Надо гнать самогон». Режиссировать он пытался всю жизнь в этом доме. Не, ну это уже хрестоматийная история, когда он приехал и пошёл погулять. И потерялся реально в наших трёх улицах. Ну, адреса он такого почтового не помнит – Пашенной 25. Поэтому ему что оставалось – спросить, а где здесь дача Ефремова. Ну всё-таки он же не сумасшедший, когда ходит сам Ефремов и спрашивает, где его дача. Ну как-то вот так. Он не спросил никого. Мы уже как-то очухались – папы нет, нет. Побежали искать. Больше он один уже так не путешествовал. Нет, он абсолютно был урбанист, абсолютно. Тем более как он жил напротив МХАТа, в котором он сжёг себя, как в топке… Наверное, он… Я причём говорила: «Давай я буду тебя возить». Он, например, говорил: «Как я буду ездить?» Ну, он даже не хотел напрягать шофёра, который ему как бы по статусу полагался. Я обещала, что я буду его возить туда-сюда, мы никого не напряжём. Совсем бы он уже согласился, ну, уже продумывал, как он здесь будет репетировать, как здесь, значит, поместится необходимое количество участников следующего спектакля, но – только в принципе это. Мы решили, что здесь это всё очень удобно и нормально, я ему всё объяснила, но всё равно только так.