Любовь отца к животным

Да, у нас была собака Арбат, которую мы взяли с сестрой Леной. И он очень... Ну, не то что не любил, он вообще... Ну как, для него немецкая овчарка – это что-то такое, ну, может быть, из воспоминаний детства, что это такая охранная собака. Ну, он был к ней вполне равнодушен. Мама просто не любила, когда собаки были в доме. И вы знаете, когда его сняли с работы, этот пёс просто пришёл и сел рядом с ним и не отходил от него никогда до самой смерти. И когда мы уехали на дачу, он ждал его, он знал часы, когда он выходит гулять, он ходил за ним, не отходя. Он забыл о том, что хозяйкой была моя сестра, там второй хозяйкой была я. Он просто об этом забыл. Собака. Он признавал одного человека. И когда он уже был очень тяжело болен, у него отнимались задние ноги, задние лапы, отец жалел его, он не хотел его усыплять. Хотя он понимал, что он мучается, у него рука не подымалась. И вот этот несчастный пёс выползал к миске только если папа подходил к миске и там глотал какие-то несколько кусочков, и потом опять... он уже ходить с ним не мог, он только выползал, чтобы лизнуть ему руку и полизать какую-нибудь еду. Вот это пример... Когда он болел, мама даже пускала его в дом. Хотя это было совершенно противоречиво её принципу. Она пускала его в дом, и он сидел у его кровати, лежал у его кровати. А потом, когда Арбат умер, какая-то такая собачка ещё приблудилась, просто дворняжка. Тайга её, по-моему, называли. Её тоже печальная судьба постигла, её кто-то отравил, бросил там отраву какую-то, она тоже умерла при отце тоже. Потом я хотела им отдать свою собаку, он сказал: «Нет, я не хочу привыкать больше». У меня тоже овчарка была. Я сказала: «Я привезу тебе её, пусть она у тебя живёт». Он говорит: «Я больше не хочу привыкать, это очень тяжело». А так он был... Ну, у нас была всегда всякая живность. В Киеве у нас были белки, кролики. Белки прыгали, практически ручные были, прыгали на плечо. И в Москве были белки, и в доме они там прыгали. Ну, пускали их иногда в дом. Совершенно ручные были звери. Потом у него была ручная ворона. Она просто сидела у него на... Это уже было на пенсии. У меня даже где-то есть фотография его с этой вороной на плече. Так что, хороший был человек, потому что животные его очень любили. Он был в театре как-то в «Современнике», его там окружили все. Он тоже был на «Большевиках». Он тоже им всем рассказывал ту же самую историю про Бухарина, про то, что должна была состояться реабилитация, что он себя чувствует – очень, просто это непростительная вина, что не довёл это до конца, просто не довёл до конца. Он это говорил, там был Шатров, Ефремов, Галя Волче. Рассказывает целый том воспоминаний об этом написал Казаков, но Казаков при этом не был – это враньё. Вообще очень многие люди, встретившись с ним один раз, вот, в частности, художник Жутовский, он видел его один раз. Один раз в манеже стоял в толпе, когда отец их громил с Эрнстом, а второй раз я привезла их на дачу с его покойной женой. Тоже это был как раз этот день рождения. И Жутовский написал, по-моему, уже две книжки – как он с ним встречался, как он его рисовал. Во-первых, отец никогда в жизни никому не позировал. Никогда. Никто его никогда не рисовал. И, понимаете, сейчас в этих воспоминаниях можно наврать всё что угодно. Ты же не будешь по каждому поводу писать опровержение.