Она училась в Гнесинском училище и очень хорошо играла на рояле, но у нее была небольшая рука. И поэтому для ее небольшой руки – многие вещи она не могла физически исполнять. Но одновременно с этим у нее была очень большая музыкальность. А голос был не оперный, именно такой для пения артистический. И с детства они с подружками любили представления, самодеятельность, выступали. «Бывало, идем, – говорит, – по улице и начинаем кого-то изображать. Вон дядька идет – мы идем и его изображаем, как он хромает. Или там какая-то тетя идет противная – мы начинаем ее изображать». То есть с детства она и не мыслила себя никем другим, как актрисой. Нет, у нее не было других мыслей. И когда они переехали в Москву, ей было 14 лет, и она стала просто целенаправленно готовиться для поступления в театр. Бабушка, как сказать, была покровительницей ее, мамина мама была покровительницей ее. Она же ее готовила, собственно говоря, и для поступления в Щуку. И когда на экзамене спросили: «Кто вас готовил?», она сказала: «Мама». А после ее спросили: «А как вас зовут?», она, девчонка, сказала: «Людмила Васильевна». И после этого вся приемная комиссия каталась со смеху, но ее приняли. Мама считала себя больше театральной актрисой. Да и судьба сложилась так, что в юности ее много снимали. Потом, видимо, пришла пора других фильмов, других актеров – и она полностью сконцентрировалась на работе в театре. И в Вахтанговском театр был единственный театр, где она когда-либо работала, и она прослужила в этом театре, начиная с дней окончания Щукинского училища и до самой смерти, служила в театре, играла роли.