Загрузка
00:00
/
04:36
Брат. Оккупация. Сын полка
А самое страшное, в какой-то степени и для меня, но, в основном, для мамы, что мой одиннадцатилетний брат Коля остался у бабушки и провел всё время от 41-го до марта 43-го в оккупации. А в оккупации, когда немцы уже отступали, деревню сожгли, всех согнали в два дома, где были старики, дети, и дом сожгли. А в Смоленской области в деревнях все крыши были соломенными. Поэтому старики там приготовились, чтобы лучше уже от пуль погибнуть, чем гореть живьём в огне. И они, когда закричали, что горим, стали выпрыгивать в окна. А немцы, не знаю, почему, бросились наутёк и не сделали ни одного выстрела. Поэтому жители деревни остались без крова, но в то же время живыми. Мама переживала и уходила из госпиталя самовольно. И меня вызвал начальник и говорит: «А где мать?» Потому что на проверке вечерней в лесу стояли, кричали, проверяли: «Зубова?» Кто-нибудь отвечает: «Я». Но кто-то всё-таки начальнику доложил, что второй Зубовой нет. И он меня вызвал и говорит: «Так, Зубова, где мать?» Я говорю: «Уехала к сыну». – «Вот так, если она не вернётся сегодня, значит, завтра мы её отдаём под ревтрибунал, как самовольно оставившую часть». Тогда ведь не было номера госпиталя. Была полевая почта, которая запомнилась на всю жизнь – 12202. Я вышла из землянки начальника, был такой хороший день, полянка, солнечно. Я, конечно, вышла вся в слезах и вижу вдалеке силуэт своей мамы. Она вернулась. Она на станции где-то села в какой-то поезд, товарняк. Может быть, даже в военный. И там её сняли и посадили в камеру в какую-то. Ну, она объяснила, в чём дело, ей говорят: «Знаете что, возвращайтесь в свою часть, иначе вот что вас ждёт». И она вернулась. И в марте 44-го Коля Зубов приехал к нам в госпиталь, и его сразу зачислили. Сделали, как потом называли, сыном полка, сшили ему форму. И он стал ординарцем замполита госпиталя и тоже вместе с нами дошёл до Берлина. Потом ему поручали возить почту секретную.
Читать интервью
