Загрузка
00:00
/
03:21
В лагере
И я уже очнулся – темно, холодно, забор, колючая проволока, хотули лежат, сестра сидит. «Катька, де мы?». Она: «А я откуда знаю?». Я говорю: «А где мама-то?» – «Ушли куда-то». Потом я или уснул я, или сознание потерял. Я уже себя помню, что я на нарах в школе, было две школы. Деревня Кузьмино Сычёвского района Смоленской области, мы с Катькой оказались на нарах. Я очнулся на нарах, есть было нечего совершенно. Мать мне дала несколько картофелин, не знаю, Катька там что-то ела, нет ли. Я: «Мам, а чё не почистила-то?» «Ешь нечищенную. Ещё чего? Чистить картошку тебе». А мы ещё с Катькой вот чего, днём мать говорит: «Сходите в деревню». Мы, значит, под колючую проволоку, я подержал – она проползла, потом мне подержала и я, значит, прополз. Идём, а уже ледок. Конец сентября, а я босиком, ноги красные, как у гуся. Она в туфельках. Походили-походили, нам подали во всей деревне две штуки варёных картофелин. Катька пришла, заплакала: «Мама, я больше не пойду, они нас обзывают: “Оглоеды понаехали, кормить вас надо”. Вот, больше не пойду». Потом меня немец лечил. Приходил, делал, делал уколы. Потом у меня яички опали, всё, вылечился.Мать и Гришу, и брата его, и бабу Ольгу гоняли на расчистку снега, значит, на расчистку дороги. Снега было очень много, очень много. Это что сейчас снег бывает – это не снег было. Я не знаю, кормили ли их, платили им чего-нибудь, не знаю ничего. А дело в том, что Григорий Иванович однажды заметил, что бугорок, и вороны, сороки садятся. Пошёл, посмотрел, а там убитая лошадь. Он ночью взял лопату, взял топор и привёз два окорока лошадиных. И мы выжили за счёт этой лошадки, Царство ей небесное. Я выходил в коридор, смотрю, висят эти два окорока. Видимо, немецкая лошадь, у них были тяжеловесные лошади. Не наши колхозные чуть живые, а тяжеловесы эти, подкова была с мою шапку. Ну, вот мы этим выжили.
Читать интервью
