Самое страшное

Самое страшное – мы были без воды. Мы вот ездили, снег вот убирали на досках, на фанерах, и к Неве ходили за водой. И было страшно, что любой момент могли разбомбить, сбросить зажигалки вот эти, а мы должны по крышам бегать, смотреть. Мне тогда было 17 лет, мне страшно было, смотрели как, где, куда упала бомба. Когда я была в МПВО, мы должны были это всё знать. И страшного самого такого, что я была военнослужащей, там особенно никуда нас не выпускали, мы же были военнообязанные, дальше Кондратьевского никуда не ходили и только там смотрели, сколько туда падало этих снарядов, зажигалок и листовки. Страшно было то, что приходили в квартиры и находили людей мёртвых. Выносили, загружали в машины, и дальше увозили, мы только загружали, не захоранивали. И вот началось самое страшное – это голодовка. Карточек не было, карточки потом появились, а в них – очень мало, 125 граммов, по-моему, давали хлеба, я уж не помню граммы эти. Бог даст, булочная напротив Финляндского была. А потом зиму перекочевала я еле-еле, на четвереньках нас привезли в батальон на Кондратьевский, и с апреля 42-го по 44-ый я вот служила в МПВО.