Вы, Запад, должны понять – тут нет другого выхода. Если вы не поймёте структуру нашей партии, происхождение её, одержимость её идеями не десятков, а сотен миллионов людей, трети человечества, более полутора миллиардов людей, то рано или поздно вам неизбежно придётся переболеть этим спидом. Спид, как известно, – это потеря всякой реакции на грозящую тебе опасность. Это партия – коммунизм, идея коммунизма – это сначала привлекательная, невероятно привлекательная, романтическая, как бы болезнь. Вы смотрите в микроскоп на вирусы спида или, извините меня, сифилиса – какие они там красивые, какие они там замечательные, как они там крутятся. Но теперь мы видим – пробирка разбита, эпидемия распространилась на треть человечества, и мы видим людей с провалившимися носами, со сломанными судьбами, мы видим превращение массы людей в доносчиков, в палачей, в охранителей. Мы видели это массовое безумие, мы заплатили за него только в одной стране шестьюдесятью миллионами внутри убитых людей. Мы видим этот результат, который нам показал результаты авангардной роли компартии. Мы имеем результат – шестьдесят миллионов убитых, потерянных. Это значит, а у каждого семья, у каждого мать, дети, родные, – ещё сколько исковерканных судеб. А ведь каждого из них нужно было донести, каждого из них нужно было охранять, нужно было пытать, нужно было прострелить затылок, нужно было без могилы похоронить и так далее. Вы понимаете, получился невероятный разврат нации, разврат страны – это результат. А ещё к этому прибавьте, что получилось невероятное отставание страны. Мы были до 1917 года на пятом месте, примерно, по объективным критериям развития, теперь – на пятидесятых. И это всё – законченный цикл. Нам ещё кажется, что мы имеем готовый результат и уже достаточно его сравнить с обещаниями, чтобы вынести приговор. Нет, только сейчас, когда в августе опечатали партийные двери, двери партийных комитетов и КГБ, только сейчас начнутся ещё... Образ Атлантиды не годится, но он какой-то такой подводный – вот эта вся страшная секретная документация. А если вы к этому прибавите ещё, что у Гитлера открытий меньше, а у Сталина больше, и у Ленина, кстати, тоже, – наверное, три четверти преступлений организовывались устно. А это пропало, это сотрясение звука, и никто... Опрос свидетелей – они почти все вымерли уже. Поэтому перед нами, вспомним мы, я думаю, эти слова, – перед нами в ближайшие месяцы и годы откроются такие адские пропасти и организации, потому что самая, может быть, главная тайна состоит в том, что сначала, прельстившие с двумя вещами, партия пообещала, что рай на земле. Так получила свой огромный авторитет доверия на лозунгах борьбы с социальной несправедливостью, где её нет. Это, так сказать, положительная, как бы сторона, почему к ней тянулись люди. А второе – партия обещала избавить народ от всех его врагов. Запрограммировано было: мы вам даём благоденствие, и мы вас спасаем от врагов. И дальше вот эти два, два гена, что ли, две хромосомины – так, они дальше развивались, развивались, развивались. Обещания рая всё больше и больше откладывались. Заметьте очень важную вещь: сначала обещали рай – ну, лет через десять, потом, это закономерность, потом чуть подольше. Потом Хрущёв обещал рай абсолютно искренне – в 1961 году обещал, что мы в 1980 году... И это всё откладывалось, как та морковка, которую всадник, сидящий на осле, держит перед носом, и она идёт, идёт, идёт. Только морковка, как бы сказать, увеличивалась в размере, так и этот всё быстрее, всё убегал. Но главное даже не в этом, а главное в том, что вот в этих двух ролях – благодетеля и спасителя от врагов – вот в них, в этих двух хромосоминах и запрограммировано всё то, что потом в лице Сталина воплотится. Сталин, я вперёд забегаю, будет провозглашён величайшим благодетелем и спасителем. Вот эта мифология изначально утопическая. Утопическая почему? Потому что преимущество буржуазного либерализма, в отличие от коммунистической идеологии, состоит в том, что он, несмотря на свои первородные грехи, более реалистичен. Он относится к человеку как к таковому, он не делает из него ни ангела, ни беса. Он очень трезво научился обращаться с этим человеком, как с человеком – нормальным, грешным человеком, не ставя перед собой утопических вещей.