https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=1117
Армия несла огромнейшие потери. И когда мы освобождали оккупированную территорию, мы тех людей призывного возраста после определённой проверки призывали в действующую армию, в том числе, в мою батарею. Но когда мы вышли на Западную Украину, там совсем другой народ нас встречал. Тогда не было понятия «бандеровцы», а это мы называли «украинские националисты». Так вот одного такого, не националиста никакого, а просто урку, отсидевшего в тюрьме в своё время, мы бы никогда такого не призвали в армию! От нехорошей жизни, от голода в людях… Расчёт моего орудия должен был семь-восемь человек быть, а у меня больше, чем четыре-пять не было, а в батарее ни одного лишнего человека не было, это нагрузка, сейчас говорят, – «на полторы ставки». Что это такое, если это всё перевести на физическое состояние людей, что это стоило этим людям, обслуживающих эти орудия? Так вот, призвали и одного вот этого негодяя, и он оказался в моей батарее. У него на груди была гравировка: «Нет счастья в жизни». Когда в окружении он посчитал, что он уже не в армии, что ему капитан Феофанов уже никто, не стал чистить карабин, стал нехотя выполнять кое-какие обязанности. Я построил батарею и сказал: «Уходи куда хочешь». И он ушёл. И в отместку за это он пришёл в Гайсин, это Винницкая область, в штаб этих украинских националистов и сказал, что батарея Феофанова находится в селе Алексеевка, в школе. И, естественно, эти националисты стройными рядами пришли в Алексеевку, окружили школу. А я за два часа только до этого вывел батарею для того, чтобы совершить два ночных перехода и с боем попытаться всё-таки прорваться к своим. Так вот, через два часа после моего ухода они врываются в школу. А у меня вторым ординарцем был грузин Мойсурадзе. И вот, командир отделения радио сержант Дулич и этот Мойсурадзе попросили меня: «Комбат, ты же ведёшь людей на верную смерть, а мы тут с девочками познакомились, мы вас догоним». И я пошёл, а они остались в школе. Так вот эти бандеровцы захватили этих двоих, откуда я и узнал, как события-то развивались. Их угнали в конечном итоге в Карпаты. Когда началось наше наступление, они сбежали и по тому же пути возвращались, шли на восток к своим войскам. Так вот, по пути, в этой Алексеевке, когда они шли, сбежав от немцев, увидели в канаве труп этого «нет счастья в жизни». И местное население, узнав моих ребят, сказало: «Он пришёл снова за добычей». И оставшимися одиночными окруженцами, которые бродили там в одиночку, а что сделаешь в одиночку? Ведь не будешь прорываться и так далее. Его убили, и он и лежал в канаве. И я об этом узнал от Мойсурадзе и Дулича, которые на пункт сбора остатков полка прибыли к нам в Житомир. Я скрытно вывел, спас людей, а остальные-то в этой роще остались, побоялись самостоятельно как-то действовать в окружении, и все они или были пленены, или убиты, поскольку удержать, организовывать оборону этой рощи никто не взялся: ни танкисты, ни пехотинцы, ни артиллеристы. А там же были помимо нашего полка ещё и другие, они все погибли. Причём те офицеры, их отличало то, что у них полушубок овчинный. Отличало тем, что все они были или кандидатами, или членами партии. Имели награды. Возглавляли вооружённые подразделения. Поэтому, естественно, кто не смог избежать этой участи, быть пленёнными, они испортили свою не только военную карьеру, но и всю жизнь. Это уже был март месяц, 4 марта наши начали наступать. И когда они вернулись в те места, где они захоронили свои документы, а ещё снег не стаял, никто ничего не нашёл. И тогда, когда я прибыл в Житомир, я оказался белой вороной. На меня очень косо смотрели, что я ни с чем не расставался, ни с кем не расставался, да ещё с боем вывел свою батарею. На меня смотрели очень-очень косо. Но постепенно свыклись, и мы продолжали формировать часть из остатков.