https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=3248
Холодно было очень, печка у нас не работала, были кирпичи, на кирпичах железная рельса, мы практически жгли костёр в квартире. Сидели, накидывали на себя всё, что можно, спали на одной кровати, естественно, одетые, все наваленные, вот. Добывать пищу – что только могли, где только искали, где там веточки какие-то можно было, где-то что-то, потому что кроме хлеба… Вам даже представить трудно, что мы со стенок отдирали штукатурку с извёсткой. Потому что сёстры сказали – надо кушать, иначе зубы выпадут, цинга будет. Жевали извёстку вместе с глиной, ну ничего. И за эти два года блокады я настолько приучился искать глазами что-нибудь где-нибудь, тащил всё в рот. Слава богу, как-то выжил. Дом наш потом в конце концов разбомбили, сгорел дом: он был деревянный, двухэтажный, общежитие семейное такое было, типа барака. Девочки ночевали там же, при мастерской, где шили, там же ночевали, в углу, где-то что-то подкладывали под себя. Сёстры сдали меня и брата в детский дом, а сами пошли работать в пошивочную мастерскую – шили фуфайки. Мама хорошо научила их до войны ещё шить, вот шили фуфайки и маскхалаты из белых простыней. Навещали нас. Приходили. А ходить по тем временам, да ещё зимой, ой, боже мой, это была такая тягость! Но тем не менее. Вот так мы и просуществовали в детском доме до сентября 43-го года.