Проучились мы только два с половиной месяца: в ноябре институт решил эвакуироваться в Грозный, где они попали в оккупацию. Меня отец не отпустил, и вообще я не собиралась покидать Ленинград. А Гитлер, ещё как только война началась, бросал листовки, что 7-го ноября его солдаты обязательно пройдут по Дворцовой площади. Все больницы – это были госпиталя, а это была, наверное, шефская больница на втором медицинском институте. Но он сразу, как только попал в оккупацию, прекратил своё существование. Где-то в начале ноября нам в институте сказали, что больница просит помощи: настолько много раненых, что уже санитарки не справляются. Там нужно и помыть, и постелить бельё, и помочь, допустим, раненых отвести на перевязку, и покормить, и даже я писала письма им домой. Они просили: «Дочка, ну напиши, пожалуйста, что жив я и скоро опять буду бить гада». Ну, мы не работали, а просто ходили помочь: где-то помыть полы, когда человека повели, допустим, на перевязку, перестелить ему бельё, развязать бинты.