У меня сидело всё время в мозгу – я должна попасть на фронт. Я никому ничего этого не говорила, а думать, всё время думала, уже тогда. Мы пошли зачем-то в район, что-то там оформлять, и я наткнулась на газету «Правда», а там статья была напечатана «Таня» о Зое Космодемьянской, большая такая статья. Я прочла, никому ничего не говоря, я решила, что моё место только там. Здесь мне говорят: «Нельзя, молодая девчонка ещё, нечего тебе там делать, у тебя ничего не получится». А я знаю, что мне надо на фронт. Что я делаю? Я собрала какую-то еду, кусочки хлеба, ещё что-то в мешочек – было холодно, зима ещё была, конец января – и у ребят попросила, у одного из парней, который был моим соседом по Москве, попросила валенки, а у второго попросила тёплую куртку, потому что у меня ничего тёплого не было. Они спрашивали для чего, но я никому ничего не говорила. Собралась и рано утром пошла на дорогу. Куда дорога – я даже не знала куда. Но я пошла на дорогу, а там идут машины одна за другой. А тогда так было: можно было в одну машину сесть, через какое-то время пересесть в другую, и там дальше ехать. Я это уже знала, и я на дороге села в машину, попросилась и водитель меня посадил. Довёз до какого-то пункта, и говорит: «А теперь стой и жди следующую, а мне надо поворачивать». Я постояла, следующая пришла, и я опять села. Это называлось ехать автостопом. Потом ещё несколько раз так и я доехала – куда? – до Саратова. Вы понимаете? Я даже не знала, куда. До Саратова. Переехали мост через Волгу, в Энгельс мы приехали, в Энгельсе я пересела на какую-то машину, которая перевезла меня через Волгу. Мост широченный такой, он и сейчас существует. Я пошла в военкомат. Мне сказали: «Брысь отсюда, иди домой, иди к маме». В таком духе со мной разговаривали. Я вышла от них и пошла на железную дорогу. Я увидела вагоны, где вокруг вагонов солдаты бегали. Я просмотрела все как следует, и ночью, в один из вагонов, который я высмотрела – он приоткрыт был все время – я залезла. И запряталась там в сено. И с этим вагоном я ехала. И уже перед самой Москвой я вышла, потому что я услышала разговор, что в Москву, если у тебя нет документов, пропуска, тебя не впустят. А я подумала, соображала, что меня не только не впустят, меня заберут и вернут обратно или к маме отправят. В Люберцах что ли я вылезла. И пришла в Москву, и что же вы думаете? Я ведь дома, а мама уже была в эвакуации, там же, где мы эвакуированы были. И я там у нее взяла ключи от квартиры. И вот когда я вышла здесь на Курском вокзале, я пошла домой. Приезжаю я домой, а ключи мои не подходят. Вставляю, дверь открыть не могу. Соседка по лестничной клетке вышла и объяснила мне: «Тебе там делать нечего, квартиру заняли и живут там другие люди. Идём ко мне». Я к ней пришла, она меня покормила. А у неё окна выходили на окружную дорогу, и я ночью все время смотрела в окна и вижу, там стоят эшелоны и бегают солдаты. У меня опять мысль одна и та же. Я дождалась следующей ночи, побежала туда, а меня гоняли все время, но я мимо эшелонов бегала, высмотрела один вагон, более-менее открытый, они его не закрывали, там никто не жил, я вижу, что там что-то есть, но людей там нет. Я дождалась ночи, пришла на железную дорогу, перешла через станционное шоссе, зашла в этот вагон и, уже имея опыт, я откопала себе яму в сене в самом углу и закрылась, зарылась там – сначала пальто на себя, потом сено и сидела тихо. Двери не закрывались, я видела всё полностью – из вагона брали сено, таскали куда-то, оказывается это ехал медсанбат и у них были лошади для перевозки раненых, и вот это сено было для лошадей, полный вагон сена был. Приходили, брали, я видела, как брали, но сидела там молча, в углу. И мы так едем, доехали мы до станции Щигры, это где-то ближе к Курску. Стали все выгружаться и до меня добрались. Меня вытащили: «Ты как сюда попала? Ты зачем сюда попала?». Ну я что, я объяснить не могу. «Мне нужно здесь быть, я должна на фронт. Вы на фронт?» – «Да!» – «Я должна с вами». Недолго думая, взяли за белые руки и к командиру дивизии отвезли. Он мне говорит: «Господи, откуда ты взялась? И куда мне тебя девать? Здесь же никого нет, я тебя не могу бросить среди пустого места. А куда, что ж с тобой делать?» Я ему опять: «Я буду воевать». Он видит, что упрямая такая, он вызвал ещё каких-то военных. А тогда ещё не было погонов, их не ввели, а были здесь вот лычки, как знаки различия. Погоны ввели в 43-ем, а это был конец 42-го или самое начало 43-го. Он вызвал, ещё вошли военные, и у них погоны были, значит, видно кое-кому уже стали выдавать. Меня это удивило, думаю кто это такие, не знаю. Стали меня спрашивать, допрашивать: «Откуда я? Кто я? Что я?» Я всё рассказала, а он за голову схватился, добрый человек, я его знаю – он москвич, потом здесь жил, я его семью знаю, хорошие в общем люди – и он не знал, что со мною делать. Действительно, куда меня девать? Некуда. И один подходит к нему солдат, который меня поразил до глубины души, он мне много потом помог. У него длинная борода, у солдата, а сам он старый-старый лицом. И он к нему подошёл, и говорит: «Давайте её к нам, в наш батальон связи. Я слышал, как она поёт. У неё музыкальный слух наверно есть». И спрашивает меня: «Ты пела где-нибудь?». Я говорю: «Да, я пела. Всемосковский школьный хор был. Покрасс им руководил. Так что я пела там, и даже солировала», – «А очень хорошо.» Он опять к нему подошёл, к полковнику – потом он полковником стал – говорит ему: «Давайте её, зачисляйте к нам, я её научу, нам радисты нужны, я её поучу, может из неё радист получится, у нас не хватает людей». Что-то они говорили, что-то там делали, а я сижу, жду, потом до чего-то договорились, он ко мне подходит и говорит: «Зовут меня Иван Алексеевич Сарсков. Пошли со мной». Я с ним пошла. Привели меня в блиндаж, впервые в жизни я увидела блиндаж, я не знала, что это такое. И сказал мужикам, там мужики какие-то сидят: «Вот наш солдат. Берегите её и учите её». А одному говорит: «А ты с ней занимайся непосредственно рацией и Морзе. Чтобы она знала азбуку Морзе. Мы из неё радиста сделаем». И вот они меня потом и взяли на иждивение, всё время я была с ними. Потом мы отправились в вагоны, нас провезли ещё немного, там уже были наши солдаты, наша армия, там мы копали окопы, блиндажи, какие-то укрепления делали – готовились к Курской битве.