https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=1205
3 сентября 43-го года я был подбит. Машина у меня не горела, но урон от места, куда попал снаряд, – жизненно важно отразилось на её движении. Была разбита бортовая передача, двигатель работает, всё работает, а идти танк не может. И там я остался в окружении с экипажем. Меня подбили – я просто на удобной позиции оказался. И вокруг движение, с восьми утра и до наступления темноты я не подпускал к себе никого. Немцы-то кругом, это на их территории. Но потом уже к вечеру у меня боеприпасы кончились в машине. Машина недвижима, а вооружение работает. Принимаю решение с экипажем покинуть машину, но сначала вывести из строя. Как положено. Ну там это просто делается: ударный механизм из пушки вытаскивается, выбрасывается, и всё. Можно танк на переплавку только отправить. И с наступлением темноты мы стали выходить уже пешком. Но так как не смогли сразу выйти, пришлось нам идти по тылу. И вот в тылу мы ходили четырнадцать суток, и на четырнадцатые сутки... Были у нас эпизоды, мы по берегу Азовского моря хотели прорваться. Не получилось у нас. Пришлось одного часового прирезать. Немца. В общем, обнаружили нас, и на четырнадцатые сутки принимаем решение... В открытой местности легче переходить, а там перешеек маленький, насыщенность войск большая. И мы принимаем решение идти вдоль берега. Мы ещё хотели захватить бронетранспортёр, зарезали шофёра, а бронетранспортёр – ничего. Засадили его, бросили и пошли на берег. На берегу мы обнаружили рыболовецкий старый стан. Наш, советский. И вот такие чаны метра полтора диаметром, плоские, с такой толстой дубовой стенкой метровой для предварительного засола рыбы. Мы его спустили на воду и попробовали – держит весь экипаж, как понтон. Ещё тут нам попал около танка моряк из десанта, он на десанте был ранен. А как он ранен? У него просто ранение было в голову, вытек глаз, всё. Он попросил: «Ребята, не бросайте меня». Я его спросил сразу: «Как тебя звать?» – «Костя». «Ты можешь, – я говорю, – сам ходить? Потому что в нашем положении, мы тебя носить не можем». – «Да, я буду». И вот мы впятером спустили этот чан с целью, чтобы отплыть, вот если передний край, по дуге, и причалиться к себе. То есть замысел-то был здоровый, а это же декабрь месяц – Азовское море штормит. И потом, снег идёт, он мокрый уже, климат-то там известно какой. Столкнули экипаж, тут пару досок взяли вместо вёсел. Мы так и думали – отойдем и по дуге, и у себя, представляем. А когда отчалили, нас ветерок-то и понёс в открытое море. И вот мы в открытом море, все впятером, в этом чану, плавали семь суток. Туман – ничего не видно – где, куда несёт. Ветра большого не было, качка обычная. Экипаж держался – экипаж не раненый был, только вот этот моряк. На седьмые сутки туман развеялся. Смотрим – ясно, тихо всё, рассматриваем. Вправо просматривается земля. Вы знаете, на воде, на море расстояние очень обманчиво. Мы думали, вроде, недалёко, но влево – тоже земля. Думали-думали и решили, мы находимся в створе Керченского пролива. А известно по истории, течение с Азовского моря через Керченский пролив в Чёрное постоянно в движении, воды. И нас потихонечку втягивает. А в двенадцать часов дня ветер переменяется – нас понесло обратно в открытое море. Мы думаем: «Всё». Я, механик, – водителю, у меня Виктор Глушков был старший сержант, говорю: «Бери гранату F1, вытаскивай чеку и держи. И по моей команде, – говорю. – Подорвешь всех сразу». Потому что дальше уже всё – раз понесло обратно. И в это время смотрим, с левого берега километра три по воде отчаливает катер сторожевой, военный наш катер. Через Керченский пролив они регулярно ходили туда, в Керчь. И когда он вышел на створ, повернул на нас и попёр. Мы смотрим – на нас идёт, мы закричали, подъехали. Посмотрел на нас, все – в танковых шлемах. «Откуда вы, – говорит, – взялись такие?» Нас вытащили на катер, а Глушков этот гранату-то держит, чека-то выдернута, его пальцы разожми – она сейчас рванёт. И он смотрит: «Ты чего?» Говорит: «Граната». – «Бросай». Выбросил в воду её. Вытащили нас на катер – и в кордон. Мы не раненые, только ослабленные уже, не кушали одиннадцать суток. Моряка этого во флот забрали, нас тут отогрели, мы поели, и два или три дня там в палатках, в медпункте, мы прожили. Вызывает меня капитан КГБ и спрашивает, не подосланные ли мы. Я ему рассказал, откуда мы, из какого полка. Он позвонил – да, есть такой экипаж. И нас забирают в Керчь, в полк туда. Полк стоял в Аджимушкае.Вот когда мы стали обратно форсировать, налетели два самолёта. Два захода сделали, заряжающего убило, а меня ранило в грудь. Эти двое ушли в полк, меня увезли в госпиталь, заряжающего похоронили. Это у меня было первое ранение, и после этого я отлежал месяца полтора, месяц. Станица Варениковская – это называется, эвакогоспиталь недалеко от них был. После излечения я опять пошёл в полк. Почему? Во время войны существовал закон такой: если я знаю, где своя часть воюет, адрес, то разрешалось из госпиталя, после излечения, самостоятельно ехать в часть – я так и сделал. Приехал в полк опять, опять получил экипаж, и пошли мы на освобождение Крыма.