https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=3530
Вот время шло. В 42-м году брат пришёл с фронта без ноги – отрублена нога уже ниже колена. На комбайне он работать не мог. Он сначала кожу выделывал, скот резали же там маленько, был скот. Потом сапоги [шил], потом валенки научился катать. Шерсть и овцы-то были, стригли. И этим и жили. Да, самое главное, я говорил, во время войны керосин исчез, соли не стало. А когда брата ещё не было, где брать? А я старший, где брать? Я – никуда, я всё время пахал и пахал. А ещё плюс нас забирали в военкомат, когда исполнилось семнадцать лет, забирали нас и половинку деревни на Обь. Гнали, лес мы вывозили там на себе как от военкомата. Жили в бараках зимой. А летом там. В общем, продыху никакого не было. Вот не было соли, так мы раньше держали соль: такие были ларьки сделаны, выструганные хорошо, и вот до того соли толстые слои такие, доски разбивали, солили, и вот это было. А когда приехал брат, он где-то уже валенки катал, ему из Томска привозили уже соли крыночку. Что насчёт света: сразу делали, когда печки делают, в печи хлеб же пекут, там расжигают костёр, там дым так идёт. Вот так в печку дров, а там до углей так накалят кирпичи, потом это всё выметают чисто-чисто-чисто. И потом лопаты такие большие, мама делает булки такие огромные. На лопату туда – раз и на горячие кирпичи. Это хлеб такой, ох, сейчас с удовольствием поел бы такого. На неделю печёт сколько булок она, десяток входило, наверное. У печи были углы, сделали, камин называется. Смоляков нам, пацаны же младше меня, там Миша был, нарубят ведро-два, подбрасывают. Свет горит, и тут отец ещё дома был, корзины плетёт какие-то, я помню, корчажки. Мама что-то шьёт, а мы сидим, уроки учим, ребятишки. Я уже не учил, а ребятишки маленькие учат. Тетрадей не было, из бересты наделали. Тонкая береста, отец нарезал – это тетради такие. Там и писали, а потом тетради привезли. Голодней стало, хлеба не стало. Хлеб весь забирали – всё для фронта, всё для победы. Взойдёт урожай, весь хлеб подчистую забирали, оставляли там с мякиной какой-нибудь мало-мало на лепёшки. Нам, пахарям, давали по килограмму хлеба. Я всё ребятишкам отправлял. Держала мама ещё корову. Да отца тоже взяли не на фронт, а в стройбат в городе Томске. Они выкапывали здесь какие-то на Самуське баржи замёрзшие, выдалбливали. Короче, мы остались, я самый старший, и за мной пятеро ещё и мама. И надо и корову содержать, а дров нету – корову запряг, лошадей не дают дрова возить. Дрова возили два километра зимой. У нас была красивая деревня, большое-большое клюквенное болото. Но клюкву там сильно не возьмёшь, утонешь, топкое было болото. Брали весной клюкву, а вот я что хочу сказать – красота-то была. Весной прилетают журавли, такой крик журавлей. А осенью тоже крик – улетают. А дальше идёт тайга за болотом, где-то километра два идёт тайга, один кедрач, толстый-толстый кедрач. И там столько шишек было, такие шишки крупные. Вот я помню, мы с братом (брат пришёл когда с войны на костылях) пошли в тайгу, прошли, тропка там была, за малиной ходили, в основном. За орехами мало, некогда, за малиной ходили, малина крупная. Это когда горела тайга когда-то, и я помню один раз, как мы ходим, а метров, наверное, за пятьдесят – медведь. И ходит, тоже собирает малину, ест, дружба была с медведем с этим-то, никогда не забуду. А в основном – картошка, капуста. Это сибирский хлеб: картошка, капуста, свёкла, редька и так далее, всё это забивали кругом всё. Вот этим кормились.