https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=9608
Отец быстро уехал в Киев, восстановился на прежней должности и подлежал, как попавший в плен, ГУЛАГу, но буквально чудо… А чудес было на протяжении войны очень много, вот чудом сохраняли жизнь. Всё время на краю опасности. Как раз попались люди, которых он спас от угона в Германию. И в результате он получил эту кафедру, хотя по своим регалиям мог претендовать оставаться в Киеве, но местное ЦК, набитое совками, сказало, как потом нам передавали, что хватит того, что дочь академика Маньковского еврейка. И отослали его в это место, но оно оказалось удивительно интересным. И первый состав кафедры отца был удивительно высокого класса – это были в основном одесситы и харьковчане, евреи первого состава. А директор института, созданного в Черновцах, оказался двоюродным братом Михоэлса и братом профессора Вовси, основной жертвы «дела врачей». И вот во время «дела врачей» тоже на моей памяти почти весь профессорский состав института попал в тюрьму. Особенно диким является воспоминание о длительном государственном антисемитизме после войны. Сталин, собственно говоря, с 39-го года, с момента устранения Литвинова с поста министра иностранных дел и заключения пакта Молотова-Риббентропа, изменилась политика в отношении евреев. И особенно с 47-го по 53-й год это носило чудовищный характер. Мы поселились после войны в самом еврейском городе – в Черновцах, куда отца послали заведовать кафедрой неврологии во впервые создаваемые медицинские институты с кадров Харьковского и Одесского институтов. Так что мы были свидетелями того, как этот город, который славился в Австро-Венгерской империи, после первой войны Румынии, самым большим либерализмом. При Австрии там был свой Ландтаг, и евреи составляли 40% населения. На центральной площади был роскошный еврейский дом. И была толерантность, пятиязычие местного населения. Никаких антисемитских настроений среди горожан и близко не было.