Разговаривать в строю нельзя. Я однажды сказанула, потом на всю жизнь запомнила. У нас погода была такая мокрая осенью, он нас гонял, гонял по большаку-то, как это, где широкая дорога выстланная, машины-то тогда в войну-то мало ездили, потом остановил, «вольно» сказал. Ну, постоять немножко. А я так спокойно говорю: «Господи, женщина, как хрустальный сосуд, а нас гоняют, как бешеных собак». И вдруг слышу: «Хрустальные сосуды, три шага вперёд марш». Я вышла. А теперь командует: «А теперь бегом вперёд». Бегу. Передо мной лужа. А он кричит: «Воздух». И что делать? Надо ложиться. Я направо, налево – везде вода. Я плюх в эту воду. Лежу и говорю, на командира зла не было, не надо было высказываться, у меня в голове: «А где ж я теперь шинель-то буду сушить? Её не просушишь за ночь под собой». Мы же портянки сушили под собой, под простынь кладём. Все завидовали, население: «Вам хорошо, вы в сапожках ходите, а мы – у нас ноги голые. Ботинки все рваные». А наши ботинки воду пропускали. Портянку, если к вечеру ещё заморозки начинаются, ногу вытаскиваешь, никак не вытащишь, портянка примерзает внутри. Вытащишь, она вся мокрая. Под простынь кладёшь, на неё ложишься и своим телом сушишь, а утром берёшь за одну сторону – она стоячая. Её начинаешь вот так разминать. Разминаешь, разминаешь и обратно завязываешь. Если натрёшь ногу в сапоге, тебя же и накажут. Не имеешь права натирать ноги. Никто не имеет права натирать мозоли. Надо правильно завёртывать, а то некоторые хитрят, раз – в голенище туда пихнут и встали в строй. А тут идти надо. И натрут.