Загрузка
00:00
/
04:15
Блокада. Как мы выжили
В хлебном магазине, где хлеб выдавали, там крошек хлебных много было всегда. Пока режут, крошки-то всегда есть. И мы, ребятишки, ходили и выстраивались в очередь. И нам продавщица вот этих крошек наберёт и по горсточке даст. А мы придём домой, в кружку их, водой зальём, и вот соль откуда-то была ещё. Посолим и едим. Это называлось «тюря». И так вкусно было. А после войны я пробовала это есть, но это было очень невкусно. Когда уже более-менее жизнь наладилась, пробовала. Хлеб. Я вот на помойках сейчас смотрю, как хлеб лежит, голубей кормят. Думаю: «Нам бы этот хлеб тогда». Я помню, что она ходила всё время на поля. Ходили под Ленинградом: осень, осталась капуста на полях. И они ходили, собирали. Но там линия фронта, всё время стреляли, и их милиция прогоняла оттуда. Она интересно рассказывала в том смысле, что говорит: «Когда, – говорит, – мы шли, они у нас отбирали эту капусту или что там мы соберём. Нас выгонят, а себе это всё заберут. И вот, – говорит, – мы решили их обхитрить. Мы им одну женщину оставим на разборку, а сами, остальная масса, вся убежит. А договоримся, что мы её будем где-то ждать. А потом она приходит, мы все поделимся с ней, чтобы и у неё было достаточно». Потому что у неё, конечно, всё уже отняли». Вот ещё такой момент, но я помню это смутно, а мать рассказывала: соседка была, и у неё были запасы какие-то. У нас, мама говорила, что запасов не было продуктов никаких. А у неё были запасы. И она варила себе супчик, крупы какие-то, и мать её всё время просила: «Ты не мой тарелку после себя». Вот она после неё помоет тарелку и нам скормит. То есть, она всё использовала, что только могла. Ещё момент помню, что я всегда хотела детский велосипед. А мама всё говорила: «Ну, подожди, ну, подожди». Это в Ленинграде ещё, в блокаду. А там во время блокады вымирали целыми квартирами люди, вот эта дистрофия. И я помню, что вышла я в коридор и смотрю: открыта дверь в квартиру, и висит детский велосипед. А там никого уже нет, людей. Но мне уже не хочется этот велосипед, я есть хочу. Вот это чувство я тоже запомнила. Потом был ещё такой момент. Когда весна была, какой год, я не помню, но убирали – город трупами был засеян после зимы. И вот где труп лежал, вокруг трава росла, и очень хорошо росла, естественно. И мама нас вывела из дома с братом, а трава высокая. Она её называла лебеда, а что это была за трава, не знаю, так мама называла, лебеда. И брат, как животное, вот эту траву прямо не то, что брал ручонками, а ртом ел. Мама говорит: «Всё, трава пошла, выживем». Вот я такие моменты некоторые помню, как было всё это.
Читать интервью
