https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=406
Среднюю Азию я знал по книгам, «Ташкент – город хлебный», была книга тогда, и мы читали, что это - хлебное место в Средней Азии. И действительно, мы когда приехали, мы увидели изобилие на базаре. На базарах все было: лепёшки, они пекли сами, хлеба такого не было печёного, а лепешки были, много фруктов, овощей. Базары были заполнены. И там я сразу же ушёл на работу в колхоз, имея образование восемь классов, меня зачислили учётчиком полеводческой бригады. И в этой бригаде я работал почти три года, до 43-го года. Жара там очень большая, до 40, даже чуть больше, градусов, и в обеденное время мы не работали, все уходили с поля, потому что было очень жарко. Орошение было – арыки прорыты там, и этой водой земли были поливные, выращивали хлопок, выращивали пшеницу. Убирали по два урожая в год. И много фруктов было там – винограда много, абрикосов… Там было хорошо с едой.Приняли хорошо, и нам сразу выделили двухкомнатную квартиру такую, маленькая квартирка, две комнаты всего. Но зато было где жить. А потом мать тоже ушла работать, её поставили заведующей чайханой, она там работала. У нас в Ташкенте находился этот завод, эвакуированный из Москвы. Этот авиазавод выпускал по американской лицензии самолёты двухмоторные грузопассажирские, Дугласы. И в Ташкенте он обосновался. И вот рабочих рук не хватало, вот они по колхозам ездили и выбирали ребят с предложением пойти работать на завод. Но перед этим все, кто пожелал, приехали в Ташкент и их зачислили в школу фабрично-заводского обучения, они готовили профессии для этого завода. Я обучался профессии клёпальщика. Но мы знаем самолёты, там миллионы заклёпок, крылья, хвостовое оперение, фюзеляжи, всё на заклёпках.А в школе ФЗО я получил профессию клёпальщика, как я говорил, и устроился на завод. Было мне 17 лет всего, а работа была по 12 часов на заводе, несмотря на то что мне ещё 18 не было, мы работали по 12 часов с утра, с 8 утра до 8 вечера. И в другой раз так устанешь, что неохота и ехать в общежитие, где крыло крепилось к борту, был стапель, на этом стапеле я ложился, там спал, бывали и такие дни. Уставал сильно, потому что, ну молодой ещё, очень трудно было. Потом, когда залазил в крыло, грохот страшный, тогда не обращали внимание на безопасность труда, уши голые, не было тогда берушей вот этих, что-то втыкать не было принято, я чуть ли не оглох там, такой грохот был. Но у меня мысли все были уйти на фронт, потому что отец погиб, потом я думаю, как я приеду домой после эвакуации, скажут: «А ты воевал?» «Нет». «Как это нет? Все воевали, а ты нет?» И мне вот это так зажгло, что я приложил все усилия к тому, чтобы на фронт вырваться, а я уже был член комсомола тогда. Я в райком комсомола иду, они говорят: «А ты где? Ты разве не на фронте? Фронту самолёты нужны? Нужны. Патроны, снаряды нужны? Люди работают для этого». Я говорю: «Нет, я хочу воевать, я хочу отомстить и за отца, и за всё поруганную нашу Родину, которую они захватили». Писал письмо Ворошилову, написал письмо, а потом, где-то уже в 44-м году, очевидно, пришёл ответ из Военкомата, и меня туда вызвали, и говорят: «Вашу просьбу удовлетворяют, и Вы призываетесь в армию». Вот меня только в июле 44 года призвали, и я попал в артиллерию.