Сначала я летал днём, все остальные летали ночью. А я всё днём и днём. И возвращаюсь хоть и с побитым фюзеляжем, но всё-таки целым и невредимым. И потихоньку как-то ко мне доверие у Тихонова стало проявляться всё больше и больше. А потом он проверил меня ночью. А я ночью уже давно не летал, думаю: «Вот сейчас напортачу, меня он отсюда и выпрет». Но когда я сделал ему первый полёт и должен был сделать ещё пару других с ним, я там полагал, да, по-моему, и он так планировал. Но я ему первый полёт сделал, он из самолёта вышел, спросил у него, какие замечание. Он говорит: «Пойдёшь ночью». А проверил он меня ночью, в чёрную ночь, совершенно глухую. Тогда ведь была световая маскировка у всех: никаких фонариков, никаких источников света вокруг, сплошная чернота. И в этой черноте я должен был командиру полка показать свои способности летать в этой обстановке. Ну вот, он сказал: «Пойдёшь ночью», после первого полёта. Я, конечно, очень был обрадован этому, потому что я уже изрядно днём полетал, и нахлестали меня, конечно, эти зенитчики, да и встречи с истребителями были, но я вот целый возвращался. Так я вошёл потом уже в ночную группу. И я был всё время в группе тех, кому доверяли наиболее сложные задания по глубоким целям.