https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=1732
Я хочу сказать: чувство самосохранения у человека настолько высокое, что оттого, что я уже на свободе, я не чувствовала боли в ноге. И вот я бежала – скользко, холодно, февраль, и я всё время оборачивалась и смотрела, нет ли за мной погони? Посмотрела – нет погони. Потом ещё силы прибавлялось, уверенности, что я ещё живая. И я продолжала бежать. Прибежала я домой. Мама поседела – два больших горя. Она открыла дверь, и мы обнялись, и до того долго плакали от радости, что я живая, и она живая. И она сказала: «Нам здесь оставаться нельзя». А у нас была корова. Семья заготавливала сено, ну и с огородов возили на этой корове, и тачка была. Мама весь скарб домашний, документы, всё собрала и обмыла мне ногу. И я хорошо помню: кочан капусты, она листья вот эти снимала, бутылкой била и сок к ноге прикладывала. И мне стало легче, и я заснула. А где-то ночью она меня будит вроде часа в три или в четыре, говорит: «Будем уезжать». Тихонько, молча. А брату пять лет. И его ж разбудили и выводят, а он до того плакал: «Я хочу спать!» А мама говорит: «Спи, спи». – «Я хочу дома спать!» Ну вот. А километра через два жила наша родственница, там совхоз был. И мы прибыли как бы на спасение своей души к этой тёте Маше. И мама только, я хорошо помню: «Ничего не спрашивай! Я расскажу позже. А сейчас ничего, никаких вопросов». Корову там как-то они определили. И, в общем, мы ждали наших, когда наши освободят. Потому что, когда уже мы ехали, а рядом шоссейная дорога, мама говорит: «А они ж ведь отступают. Понимаете?» Потому что колонна вот этих машин, гудели… Мы шли по просёлочной, а грейдерная дорога была рядом, недалеко. Мама говорит: «Ведь они ж отступают!» И это для нас был подарок, что немцы отступают, что уже той большой опасности нас не ждёт.