Загрузка
00:00
/
03:24
Регулярные бомбёжки. Страх
Я помню, что нас водили всех, мама приготовила нам такие котомочки, рюкзачков у нас не было тогда модных, где лежали наши документы. Мы знали, где находится наше бомбоубежище. У нас парадная выходила на нашу Кирочную улицу, а ленинградские дворы, если вы знаете, они как колодцы. И у нас было два колодца. И бомбоубежище было не на фасаде второго корпуса, а за ним. И вот мама туда нас спускала, а сама шла на крышу и дежурила там. Были такие организованные отряды, тушили зажигательные бомбы на чердаке. Днём мы туда бегали, смотрели, видели песок, куда опускают. Видели эти бочки с водой, куда опускали бомбы зажигательные. Страшно было безумно. Сначала было нестрашно. Вот у нас даже было что-то наподобие игры в войну. Ну, что такое? 7 лет мне, брату было 11 лет в это время. Но сразу же повесили карту, у нас была Ленинградская область, и брат с ужасом отмечал там флажками наше отступление. А когда начали бомбить, бомбили ведь не раз в ночь, а они подгадывали так: вот прошла тревога, люди вернулись домой на какое-то время, как вот мы успевали только прилечь, и начиналась следующая тревога. В течение ночи их было несколько, при том, что взрывы слышно было очень сильно и в бомбоубежище. И казалось, что вот-вот и наш дом тоже сейчас уже рухнет. Потом мы уже не могли возвращаться домой, потому что надо было пройти один двор, выйти на улицу через подъезд… И как-то уже такая сплочённость, ну, наверное, люди все во время войны сплачивались. И пускали те, кто жил во дворе, где вход был со двора, они пускали к себе домой ночевать. На полу ложились, чтобы быстрее вернуться в бомбоубежище, когда начнётся следующая бомбёжка. А когда днём выходили и видели результаты, это, конечно, было ужасно. Из-под домов выкапывали людей из побомблённых, если кто-то оставался жив. Вот я сейчас руковожу блокадниками нашего района Якиманка, поэтому их воспоминания тоже… Вот, ну, откопали, уже девочка была абсолютно седая. Кто-то оставался без крова, естественно. Приближался жуткий голод в Ленинград, потому что Москва уже ничем помочь не могла.
Читать интервью
