Ответственность командира

Конечно, я понимал, что отвечаю за жизнь каждого, кто мне подчинён. Их жизнь находится в моих руках, значит, я несу ответственность. Среди моих подчинённых были люди разных национальностей: были татары, были узбеки, был киргиз один, были украинцы и так далее. И все мы очень дружили. А про некоторых, про узбеков, ходили слухи, что они сачкуют, что они стараются остаться живыми и никак ничего не сделать. И один из таких людей был легко ранен, и его на излечение отправили в тыл. Ну, он был ранен, он не мог воевать. И, значит, я подумал, что, наверное, кто-то может подумать, что он нарочно себя ранил таким образом, чтобы уйти с фронта. Самострел там или нарочно руку там вытянул, чтобы в него попало, я не помню, как это было. И поэтому, значит, я боялся, что будут подозрения. Я поехал с ним вместе в медицинскую часть, куда его направили, и попросил записать: «Я, командир батареи, подтверждаю, что это не самострел, а что он действительно был ранен в бою таком-то, таком-то». Я не должен был этого делать, это не моя задача была, но так как я знал, что, может быть, поскольку он узбек, про него могут плохо подумать. Я поехал вместе с ним для того, чтобы задокументировать, что он ранен был не по своей вине. Для меня они были все одинаковые. У меня не было такого, что вот этот храбрый, вот этот не храбрый. Кстати, вот этот узбек, о котором я говорю, вернее, его друг, у меня его фотография, где он написал: «Моему лучшему боевому командиру». С акцентом, конечно, узбекским. То есть, короче говоря, он ко мне относился с большим уважением уже даже после войны. Мы встречались много раз. Один раз под Сталинградом, один раз под Москвой, там ещё где-то встречались. Под Сталинградом, по-моему, мы даже дважды встречались, в общем, несколько раз.