https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=6559
Вдруг на другой день или, может, на третий приходит из Штаба полка посыльный и кричит: «У вас есть Нечаев?» Я услышал: «Я, – говорю, – Нечаев». – «Давай, иди сюда». Значит, что: «Слушаю вас». – «Одевайся». Я говорю: «Что, одевайся». – «Одевайся, тебя в Штаб вызывают», – «Зачем?» – «Откуда я знаю? Откуда я знаю, зачем. Одевайся, пойдём». Я говорю: «Подождите, я пойду к начальнику схожу своему». Я пошёл к капитану, который земляк мой из этого района. Я говорю: «Меня что-то вызывают в штаб, приказывают, представьте себе». А он говорит: «Ну, вызывают – иди, что ж ты сделаешь?» Кошмар. Я так напугался. Вот вы можете не поверить, но у меня до сих пор это помнится, как я перепугался. Я говорю: «За что меня вызывают?» А рота три взвода, рота наша, в землянке, в которой мы, три взвода. А во взводе 100 с лишним человек. Это 300 человек. Меня из этих 300 одного Нечаева. Я думаю: «Ну, если про Сталина, я ничего вроде бы ничего не говорил, ничего не знаю». Ну что, пошёл. Идём, идём. Он глянул: «Ну ты что как инвалид идёшь?» А у меня ноги не идут – и всё. Я так напугался. Не идут ноги прям. Вот я иду, иду, быстрее, быстрее. Ну, мы пришли. Я говорю: «Как мне доложить?» – «А ты скажи: «Товарищ подполковник, рядовой Нечаев прибыл». – «Хорошо». Постучал. А мне оттуда: «Да, да». Открыл, меня суёт, а сам закрыл. Я: «Т-т това… по-по…» Он не дослушал меня и говорит: «Сынок, садись». Когда он сказал «сынок», ооой, у меня отлегло всё. Это значит, не виноват. Я говорю: «Перепугался». Представь себе, нигде я не был, нигде не видел такие судилища, и вдруг, после суда, понимаете, меня вызывают. Он достал бумагу и говорит: «Да ты что такой какой-то напуганный?» Я говорю: «Ну, я не знаю, за что меня вызывают, не знаю, что я наделал такого плохого». – «Да ничего ты не наделал. Что ты, ей Богу, какой-то напуганный». Я говорю: «Ну, такой я, перепугался я». И берёт бумагу и говорит: «Ты мне вот что скажи, год рождения твой». Я: «1927». – «А месяц?» – «Декабрь». – «А дата, число?» – «26 декабря». Он бумагу держит и говорит: «Ну, всё правильно. Всё правильно. Сынок, тебя призвали в армию ошибочно». Я говорю: «Почему ошибочно? Я ж 27-й год, здесь всех призывают». Он говорит: «Нет, постановлением Правительства призывается 27-й год – тех, которым на день призыва исполнилось 17 лет». – Вы поняли? Это на 23 октября исполнилось 17 лет. «А тебе и сейчас нет 17 лет. 26 декабря. Поезжай домой». Он говорит: «Поезжай домой, а на будущий год тебя призовут в армию, правильно всё будет, – понимаете, какое дело, – или, если ты захочешь остаться в армии, тут только надо расписаться, что ты согласен». И вот я сижу, молчу. Он: «Ну, чего ты думаешь?» – «Я останусь». – «Сынок, какой же ты молодец. Да. Молодец, что ты остался, это у тебя служба будет хорошая, нормальная». Я говорю: «Товарищ подполковник, а мне попросить вас можно?» – «А чего ты хочешь?» Я говорю: «Да вот я стреляю хорошо». Он говорит: «А почему ты хорошо стреляешь? Как ты научился стрелять?» Я говорю: «У меня отец имел ружьё и меня учил, как надо стрелять. Мы с ним ходили на охоту по зайцам, и когда отца забрали в 39-м, у меня ружьё осталось, и я сам уже ходил по зайцам, и стрелял зайцев. А я смотрю, ребята, молодёжь моя, на стрельбище, вот он лежит, целится, а потом ждёт выстрела, и где ж он попадёт, когда он, – я говорю, – кто ж так стреляет. И мне приходится тащить эту железяку здоровую, 18 кг, понимаете, какое дело. Я бы попросил Вас, если можно, я уже просил начальника, ну, не могу я тащить такое, понимаете». Он берёт трубку, кому он позвонил: «У меня сидит молодой человек, которому надо домой, вот его отправить хотел, а он остался здесь. Заменить ему то, что не надо ему тащить, он самый молодой у вас». Все должны нести оружие, к которому тебя будут готовить, автомат – автомат, пулемёт – значит, пулемёт тащи с собой. Вот он говорит: «Ну вот ты думай, если некоторые руку отрезают себе, отрывают, чтоб не служить, а этого домой отправили, вы находите разницу? – понимаете, он ему говорит. – Вы сделайте всё, чтобы он не тащил эту железяку». Я думаю: «Ну, слава Богу». И он, как бы нехотя, говорит: «А ты, если будут у тебя – трубку держит, – а если будут у тебя какие сложности по службе, ко мне приходи, я тебе всегда помогу». Вот думаю: «Это хорошо». И всё, не стали мне давать эту железяку таскать, мне автомат дали, я с автоматом ходил.