Загрузка
00:00
/
05:47
Обстрел с воздуха. Ранение
Ноября 43-го года ранило меня. Я воевал где-то больше двух месяцев. Я был как раз тогда связным. Рано утром Варшавское шоссе, лог большой, туда привезли часть, полк, там половину полка. Но солдат сразу привезли, все сразу легли, спят. А командир батальона, он на этой стороне. С этой стороны шоссе, а там труба большая, чтобы вода проходила. Мы там сидим, кухня подошла, все солдаты подходят с котелка, я вижу уже все лежат, я пошёл, а у меня уже был котелок, я уже добыл, немецкий, плоский такой. Я пришёл, меня чуть не полной кашей, гречневой, по-моему, а осьмушку табаку, банку консервов дал повар, тушёнки, и кирпичик хлеба. Я в вещмешок всё это сложил и вернулся туда, где комбат сидит. Комбат и ещё офицер, капитан в обмотках, видно из госпиталя, а не было одеть во что его. И он в резерве. А я от них метров шесть сижу. Это не Суворов, который с солдатами вместе спал. И вдруг ни с того ни с сего самолёт прилетел немецкий, как по-нашему У-2, и давай стрелять по солдатам. Круги делает и стреляет. Вот я вспомнил, нет бы всем солдатам пострелять, он низко летает, вот он. Нет, команды почему-то такой не было, не знаю, почему. Он только улетел и тут же мины полетели, он уже сообщил. Но мины видно ротные, небольшие. И главное, вот так вот лог по этой стороне, немцы – тут, а наш тыл – здесь. Снаряды здесь-здесь, по этой стороне рвутся. И раз, на ту сторону, где мы сидели. Там начали тоже рваться, а они, офицеры ближе к трубе находились, они побежали туда, я только побежал, около меня мина – раз, и в ногу. В ногу ранен, в двух местах осколки, я уже не могу, пополз, прекратили обстрел, офицеры выходят, а я вот так вот крикнул санитара, санитар пришёл. Ватные брюки выдали, разрезал, сделал перевязку, всё, шину. И потащил меня на корточки. Винтовка с собой. Где мог, он тащил меня, а в одно место до лесу, метров, наверно, семьдесят было надо, обстреливается эта местность. Тогда он мне командует: «Давай, ты ложись, я вперёд ползу, а ты за мои ноги держись». И мы так ползём-ползём, а стрельба идёт, чу-чу-чу – пули. Не задели нас, мы прошли туда, пришли в лес он меня опять на корточки, немного прошли там, санбат, полевой госпиталь. Лежат много раненых, кто живой или неживой, не знаю. А у меня нога не там, шина у меня там, они укол поставили сюда, шину поставили, перевязали, снова перевязали, жди теперь дальше. А я сел, берёза толстая – навалился на неё. И пенёчек там, и жду, когда повезут. А земля уже замёрзла, уже вот когда копаешь, сантиметров на пятнадцать уже мёрзлая земля. А приехали увозить раненых на брички, армейская – она вот такая: два человека положат лежачих. В первую очередь увозят лежачих, куда-то увезут, не знаю. Потом сидячих. Я пока ждал, достал вещмешок, у меня складной ножик был, консерву открыл. Ложка всегда у солдата с собой, хлеб, у меня всё есть. Я тогда курил. Всё, я сижу, жду. И, наконец, моя очередь пришла тоже. И посадили меня – два лежачих, доска такая, там ездовый сидит на ней. Меня посадили, нога так болтается, а дороги-то нет, по полю идёт, трясёт, земля мёрзлая, водитель – пожилой человек, говорит: «Держись за меня», я его так обнял, чтоб не свалиться.
Читать интервью
