Приехали в Ленинград. В Ленинграде внешне относительно всё спокойно. Тогда налётов ещё не было, особых каких-то волнений не было, карточной системы не было. В магазинах всё есть, настрой-то у нас, что Красная Армия всех разгромит, разобьёт, и всё, и пройдёт месяц, и фашисты будут, говорят, разгромлены. Но отец нам говорит: «Что вы будете здесь сидеть? Поезжайте вон к бабушке в Ярославскую область. Лето там побудете, а к началу учебного года вернётесь сюда». И мы 3 июля с мамой уехали туда. Но, к сожалению, события развивались столь быстро и столь стремительно, что когда уже в августе мы почувствовали, что дело, в общем-то, не пахнет тем, что всё быстро закончится, и хотели вернуться назад, в Ленинград уже приезжать было нельзя. Из Ленинграда шла полная эвакуация и людей, и оборудования, и предприятий. Поэтому мы остались в Рыбинске, а отец остался в Ленинграде и всю войну пробыл там. Правда осенью 42-го года его на неделю вызвали в Москву. Он побыл в министерстве, потом заехал к нам в Рыбинск на два дня и обратно улетел в Ленинград. Практически он всю войну был там. В декабре 42-го года я получил повестку, а 1 января отправился служить в вооружённые силы. А мама оставалась там до момента снятия блокады Ленинграда. Когда её сняли, она в марте 44-го вернулась в Ленинград. Ну а я продолжал службу в частях, воевал. И попал в Ленинград только вот в конце 45-го года по ранению, когда меня привезли в военно-медицинскую академию и удаляли осколок из лёгкого.