И потом стали открываться школы. Я пошла уже в восьмой класс, кажется, или в седьмой. Я пошла, значит, в школу. Но голод был сильный. Мама говорит: «Дочка, надо идти работать». Я получала детскую карточку, как ученица. Давали 400 грамм хлеба. А рабочая карточка – 600 грамм. Так что больше. И мамочка говорит: «Надо идти работать». У меня тётя моя работала в детском саду, работала воспитателем. И она меня взяла помощницей. Я стала работать помощницей за тарелку супа. Вот мне в детском саду давали тарелку супа, и я работала. Потом я пошла в педучилище в Москве, в 4-ое педучилище. И закончила его. Когда закончила, меня направили в Красково, это тоже по этой дороге, где Раменское, в Красково воспитателем, от Коренёвского завода направили туда. И вот я стала работать заведующей детским садом. И топили, там печка была. В детском саду печки. И вдруг они испортились. Ну, какая-то там вышла из строя. Я своему руководству дала заявку: «Пришлите мне мастера починить печь». И вдруг присылают немца. Немец, пленный. Я с ним очень хорошо общалась. Ну, конечно, я по-русски говорила, иногда переводчик переводил. И вот он говорил: «Мы-то не хотели войны. У меня в Германии семья, дети. Мы тоже не хотели войны. Это всё начал Гитлер». Вот так. И был такой момент, когда пленных немцев провели по Москве. И после них, символически, улицу Горького промыли водой. Мыли водой, чтобы очистить вроде бы от грязи, ото всего, от немецких пленных. Вот так война.