Дома ещё был мир, бомбёжки не было. В магазинах я в первую очередь побежала посмотреть – любила булочки, – есть ли такие булочки и купила себе одну. Но, когда на следующий день я пришла, никаких булочек и хлеба уже на прилавках не было – всё было пусто, и начались голодные дни постепенно. У нас, конечно, был кое-какой запас, крупы варили – то, что было в доме. А потом уже в сентябре вообще всё прекратилось, дали нам карточки. Я получала 150 грамм, а бабушка, как работающая – она работала до войны – получала 250 грамм. И начался у нас период голода. С бабушкой мы остались, потому что когда я родилась, мои родители разошлись, и у каждого была своя семья, а я была никому не нужна. И бабушка меня забрала, потому что она видела, что отношение ко мне очень плохое. Взяла она меня, когда мне было шесть месяцев. И так я с ней и воспитывалась и до войны, и саму войну мы встретили с бабушкой. Она была слабая, потому что работала на каналах: у нас на Лабораторной улице была военная организация. Чтобы заработать что-то, они рыли каналы: в воде по колено работали. И у неё очень больные были ноги, она еле ходила. Она уборщицей работала, кое-как там уберёт и домой идёт. Мы с ней так жили. Ей было уже 66 лет, она родилась в 1875-ом году.