Загрузка
00:00
/
06:17
Армавир. В лагере
Буквально на завтра после этого, немцы начали обход по всему городу, и все мужчины были забраны в лагерь, в составе них и мы с отцом, естественно, тоже. Мы с отцом ушли просто, это днём собирали колонну, полицаи собирали колонну, это самое, жителей Армавира, и в сторону от Армавира, я даже не понял, в какой район, после этого я ни разу в этом районе не был, через какие-то посёлки, через какие-то деревни. Мы колонной уходили от города, и по пути нам женщины, которые сушили абрикосы, в этот момент был как раз большой урожай абрикосов там к этому моменту, и этими пыльными абрикосами мы набили себе в карманы для того, чтобы иметь хоть какую-то еду при себе. И нас увели, соответственно, разместили в лагере. Большое поле, огороженное колючей проволокой. Были предупреждены, что выход за пределы проволоки влечёт за собой расстрел просто. Там никого не было – был пустой лагерь, это была пустая поляна, огороженная колючей проволокой. А по углам, да, по углам, ну, как во всех лагерях были поставлены вышки, и ночью шли какие-то выстрелы. Что это за выстрелы я не знаю, потому что мы не вылезали из этого самого, из своего шалаша никуда, естественно – и то ли это в кого-то стреляли, то ли это баловались с оружием, не знаю, в чём дело, что-то просто не понятно было. Мы устроились в этом лагере, там из каких-то остатков кукурузы собрали какие-то шалаши – ну, все так пытались размещаться, и мы с отцом разместились так. Кстати, недалеко от выхода из лагеря, вот. Единственное, что потом, когда я пошёл из этого лагеря за водой со своим традиционным котелком, который остался у меня армейский – на меня набросились двое ребят какие-то, шли обнажённые какие-то ребята с какими-то крестами на груди. Я просто попался им по пути. Они переходили дорогу, а я шёл к этим самым, к баку, где можно было набрать воду. Это внутри лагеря всё, это было внутри лагеря, это какая-то публика, лагерная публика, ну, вот. Кто это были, я не знаю. Я так и не понял, кто это были, но, короче, меня с ног не сбили, но окровавили мне физиономию всю, и тут же люди, которые находились рядом, сплотились вокруг, и вдруг из-за их спины выскочил какой-то пожилой человек. В моём представлении пожилой, это сколько ему было лет, я не знаю, и спросил: «За что бьёте парня?». Эти ребята опешили как-то и ушли. Я окровавленный пошёл приводить себя в порядок и решил, что я отцу ничего не скажу. Но, поскольку соседи видели, то до отца всё это дошло. Мы начали думать о том, что делать дальше, потому что дальше судьба совершенно не понятна. Мы понимали, что долго так продолжаться не может, потому что у нас курага эта самая, которую мы набрали в карманы, абрикосы – кончались. Есть же надо было что-то есть, пить, жара страшнейшая, а раскалённое солнце и ни лепестка, ничего. Поле, такие поля вокруг Армавира. И совершенно неожиданно мы вдруг услышали команду по радио, по громкоговорителю, о том, что рабочие такого-то завода могут уходить, могут отправляться по своим адресам. Говорили по-русски, на хорошем русском языке – так, чтобы всем всё было понятно. После этого прошло какое-то время и объявили, что рабочие другого завода могут уходить по своим местам. Короче говоря, папа в этот момент нигде не работал на заводе, он был работником в администрации. А я вообще был новым человеком – там я не знал ни одной души. И мы решили, что, короче, в один прекрасный момент, когда уходили рабочие, мы присоединились к колонне и пошли, не в колонне, вернее – это одиночные выходы просто групп. И мы в составе одной из групп вышли из этого лагеря. И встретили маму с моей маленькой сестрёнкой, которые шли нам навстречу – они узнали, что выпускают из лагеря людей. Но мама моя была жгучая брюнетка, чёрная, она стала серая совершенно, серые волосы стали – поседела за эти дни, пока нас не было. И мы пошли домой в результате.
Читать интервью
