Когда я работал в «Проблемах мира и социализма» – такой журнал был в Праге, издававшийся много лет, лет почти тридцать. Журнал всех компартий мира. Их тогда было, по-моему, что-то около девяноста, что ли. И как-то подсчитал, что мне пришлось иметь непосредственные разговоры, беседы с тридцатью семью генеральными секретарями различных компартий. Примерно с пятнадцатью из них я работал над статьями, был редактором статей, которые они публиковали в нашем журнале, и, стало быть, ездил к ним. Джон Голлан – генеральный секретарь английской компартии, Вилле Песси – генеральный секретарь финской компартии, Долорес Ибаррури, чилийские, итальянские, не обязательно генеральные секретари, индонезийской и так далее. Если вы помните, на двадцатом съезде был провозглашён по тем временам очень важный прогрессивный тезис, что революция может происходить не только вооружённым путём – социалистическая, – но и мирным. Тогда, на моём уровне, тогдашнего очень низкого уровня моего мировоззрения, мне это страшно понравилось. И я готовил серию статей о победе мирного пути, бескровного пути, то есть парламентского. Ну, скажем, компартия выступает на парламентских выборах и побеждает. До сих пор, до двадцатого съезда это отрицалось сталинизмом и ленинизмом абсолютно. И вдруг – такой прогрессивный тезис. Я, значит, в него поверил и когда разговаривал с этими членами политбюро, генеральными секретарями, просто коммунистами из разных партий, говорю: «Ну хорошо, а на следующих выборах вы проиграете – то вы уходите в отставку?» – «Что вы». На меня смотрели как на идиота. Я и был идиотом. Я был прекраснодушным, утопическим идеалистом. А со мной, я не сразу это понял, разговаривали прожжённые циники. Значит, изначально уже этот казавшийся общественности, и западной, и нашей, прогрессивный тезис о мирном парламентском пути изначально был демагогией. Ни за что. Понимаете? И я был потрясён этим. Я спросил у одного, он говорит: «О чём ты говоришь? Ты что, дурачок, что ли? Никогда не отдадим». Понимаете? Тогда я окончательно, да и то не окончательно, понял, окончательно понял сейчас, что власть для этой партии стала – не для партии, а для этой верхушки – абсолютной самоцелью. Что мы и видим. Опять-таки вернёмся к путчу.