Ягода

Я его видел каждый день. Он ходил на работу, наша квартира была на первом этаже, а Генрих Григорьевич жил на третьем этаже. У него был трёхлетний сын, я, правда, не знаю его дальнейшую судьбу. Лично он мне был несколько несимпатичен. Видимо, это как-то телепатически передалось от моего отца. И когда я спрашивал: «Как твоя фамилия?» – у его сына, он отвечал: «Игода». Я почему-то по этому поводу в душе несколько злорадствовал. Это был красивый, своенравный человек, очень стройный, всегда до блеска начищенные сапоги и ладно пригнанный костюм: либо гимнастёрка и небольшие галифе, если это было летом, а если это было осенью и зимой, то длинная шанель из простого сукна. Кстати говоря, небольшие усики и надменный своевольный взгляд. Ну, что о Ягоде? Потом нельзя же забывать, что я был в то время подростком. Ну, сколько? Двенадцать лет. Тринадцатый год. Понимаете, да? Это не так много. Он же со мной не будет разговаривать о каких-то политических делах или собственных соображениях по работе. Верно же, да? Просто я помню какие-то такие нюансы отношений. Например, однажды было так, что папа выходит из квартиры, а в это время Ягода спускается со своего этажа. Папа в квартиру вернулся, а Ягода прошёл задним ходом на Малую Лубянку, а оттуда... Он обыкновенно, если ходил пешком, то ходил там в течение пяти минут. Там надо было пройти два дома от того, где мы жили. Не хотел встретиться, да. Может быть, не хотел. Просто мне думается, что это была человеческая неприязнь по отношению к совершенно иному характеру.