Трудности нефтедобычи

Я вам приведу один пример. Вот есть такое объединение «Варьеганнефтегаз». И там была совершена одна из крупнейших, наверное, в нашей нефтяной промышленности ошибок в смысле технологий освоения месторождений, которые не осваивают. Так вот, в конце 1980-х там за один год было списано скважин, которые стоили больше, чем капитальные вложения в лёгкую промышленность СССР за пятилетку. Это только в одном и далеко не самом крупном нефтяном объединении страны. То есть цена вот такая. Потребности в том, чтобы в 2–3 раза увеличить инвестиции в нефтяную промышленность, – это надо всю экономику страны, структуру поменять, не шутка в деле. Так вот, вы говорили о Западе. В такого сорта месторождениях-гигантах, как правило, поддерживаются режимы в районе от 5 до 10% отбора в год. У нас на наших месторождениях-гигантах годовые нормы отбора достигали 14–17%. Ну а как? Легко. Вы ж поймите, отдача сегодня. Приходит и говорит: «Стране нужен хлеб». Вы же всегда можете на той же самой скважине больше взять. Значит, вы начинаете активнее закачивать и активнее высасывать эту массу. Цена вопроса в том, что это сказывается на том, какую долю нефти вы извлекаете, далеко не сразу. Это сказывается через 5–7–10 лет. И как бы мы сегодня находимся как бы… И вообще то, что плохо понимается в нефтяной промышленности, – что освоение месторождений занимает 6–7 лет у нас в Тюмени. То есть это довольно-таки инерционная отрасль. Почему это происходит? Нефть в Тюмени добывается, считайте, там болото 6–8 метров. Надо откуда-то, с Урала, как правило, привести гравий, отсыпать эти дороги, насыпи. Ну, это одна из таких, не очень интересная история, одна из таких хитростей. Как правило, ЗИЛы, которые расходились потом в армию, в народное хозяйство, их всех концентрировали в сезон. Там было такое окошечко временное. Их всех концентрировали в Тюмени, они несколько месяцев завозили в сезон грунт и потом их отправляли на работу – то есть новенькие, чтобы они не ломались. Была такая система очень интересная. Потому что надо вывозить миллионы тонн гравия, песка, камней. Потом подождать год, пока это уляжется. Потом вам надо построить линии электропередач. Потом вам надо построить трубы. Потом вам надо построить систему сбора. А потом вы делаете сетку скважин – тех, которые сосут, и тех, которые закачивают, подготовку воды, сбор той массы, которую вы собираете. То есть нормальное освоение месторождений, когда уже плотная сетка скважин, эффективно она осваивается, – от начала завоза грунта до этого момента проходит 6–7 лет. И это тоже плохо понимается. И ещё одна вещь, которая очень важная в нефтяной промышленности, чтобы понимать, как она работает. При нормальном режиме эксплуатации пласта – той самой губки, о которой мы говорили, – если вы даже ничего особенного не делаете с месторождением, а просто закачиваете воду или газ (есть такие технологии) и с другой стороны получаете смесь: вода, газ, нефть, то добыча нефти на том же самом месторождении примерно падает на 10% в год. Почему? В этой губке доля воды становится больше, и по массе вы качаете ровно столько же, сколько качали, но нефти там меньше. Поэтому когда вы не вкладываете в нефтяную промышленность, чем она отличается от обычного производства – станок стоит, пускай он старый, пускай он требует больше труда, пускай он с меньшей точностью работает, чем новые современные станки, или он просто физически уже разболтался, – в нефтяной промышленности, если вы ничего не делаете, вы теряете 10%, как минимум 10%, просто если не делать ничего. Этим нефтяная промышленность отличается от всякой другой промышленности – в том, что падение идёт автоматически, чего в обычной промышленности не происходит. Поэтому инвестиции имеют несколько другой смысл – то есть капитальные вложения нужны, чтобы иметь хотя бы то же самое. Вам так и так надо восстанавливать эти 10%. А если мы припомним ту историю, о которой я вам говорил, что это ещё приходится на освоение месторождений, которые требуют в 2–3 раза больше затрат, чем те, которые раньше осваивались, – это довольно-таки дорогое удовольствие. Это просто на поддержание. Ну, я извиняюсь за эту пространную лекцию. Я бы сказал, что нефтяная промышленность, я себе позволю такой парадокс, – это не промышленность. Это сельское хозяйство, оно под землёй. Это тоже очень важно понимать, потому что нет одинаковых двух резервуаров; чёрт там ногу сломит, что там под землёй творится. Каждое из них своё по структуре нефти. Какой вам, какой-нибудь яркий пример привести, я потом проверю, секретно это или не секретно. Ну, нашли мы одно месторождение, одно всего оно есть в стране, на базе которого делалось реактивное топливо. И с двигателями хуже, чем у американских – намного хуже – у нас самолёты летали намного быстрее и намного дольше. И абсолютно невозможно повторить. Вот оно есть одно, оно давало наше топливо для боевых самолётов, и больше его в мире нигде нет – его просто нигде нет. Всё-таки, может быть, я не знаю, нам понадобится обратиться к этим сюжетам, что у нефтяников есть такая боль, что всё, что чёрное и течёт, – то нефть, но это далеко не так. Значит, есть уникальные по составу месторождения, где там есть не только лёгкая и тяжёлая нефть, что люди знают, но как бы нефть, которая используется для производства масел, нефть, которая производится для реактивного топлива. Куча разных хитрых химий, пластмасс. И от природного состава нефти очень много зависит.