Если же говорить о политиках, то, конечно, вопрос возникает немножко не так. Начиная с середины 1970-х годов политики вошли во вкус в смысле использования этой нефти для своих задач. Ну, в чём это выражалось: был утерян контроль, им нужно было больше денег. А нефтяная промышленность уже столько, сколько им нужно было, давать не могла. Как вы помните, в 1974 году случился энергетический кризис, мировые цены на нефть резко выросли, продавать её стало выгодно. И нефть же не достаётся даром – это огромные инвестиции, это большие затраты. Но всегда возникает соблазн. Такой соблазн, который был использован, – это неэффективное и нерациональное использование нефтяных месторождений. Наверное, коль вы снимаете фильм для людей, то надо объяснять, что такое нефтяное месторождение. В конце концов это можно себе вообразить как такую здоровую губку, которая лежит под землёй. А земля на неё давит, следовательно, в губке давление выше, чем на поверхности. А в губке этой, конечно, не только нефть – там газ есть и вода, и нефть. Земля её с разных сторон подпирает, она неаккуратная такая губка, где-то что-то вклинилось – глина или земля, или как-то она разместилась от какого-то камня. Вот такая хитрая губка. В классическом случае сверху газ, по серёдке нефть, снизу вода. Но на самом деле это не так всё одинаково. Чтобы добавить, обычно губка эта даже не месторождение, а так называемый пласт. В нормальном месторождении таких пластов бывает много. Так вот, возвращаясь к нашему сюжету, что начали делать – начали использовать резервуары слишком интенсивно. Как добывается нефть? Вы пробуриваете две скважины, из одной качаете эту смесь – газ, вода, нефть. А в другую закачиваете обычно воду. И вы поддерживаете этой водой, которую закачиваете, выдавливаете так называемый фронт, и нефть выкачивается. Если вы начинаете качать слишком быстро, то у вас происходит прорыв скважин. То есть вода, которую вы закачиваете, прорывается, протекает быстрее нефти, и вы уже начинаете качать одну только воду. Доля нефти, которая идёт в этой смеси, резко сокращается. Поэтому для каждого месторождения более-менее научно и технически сложным образом устанавливаются так называемые нормы отбора – то есть сколько можно, с какой скоростью можно отсасывать, для того чтобы не происходили прорывы воды и нефть не оставалась под землёй, где вы её никакой силой извлечь уже не можете. И начиная с 1970-х годов у нас контроль за этими процессами был нарушен. То есть, как смеются мои коллеги, главный геолог в стране был Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза. Приезжал инструктор и объяснял, что режим отбора будет вот такой. Он лучше знал про резервуары, сколько можно отбирать, сколько – нет. Между прочим, в существенной степени за те решения 1970-х годов – и 1980-х тоже – мы сегодня расплачиваемся. Почему? Ну, ещё немножко теории, если вы позволите, потому что всегда очень обидно, что какие-то базовые вещи в нефтяной промышленности не понимают, и оттуда идут очень странные с точки зрения существования осуждения. Ну, если вы посмотрите на каждую нефтяную провинцию, то там есть месторождения дешёвые и дорогие. Дешёвые месторождения – это что такое? Вот есть провинция, скажем, Тюмень. Там месторождения распределяются по тому, глубоко они лежат или мелко, большие они или маленькие. И, понимаете, запасы нефти сосредоточены такой пирамидкой. То есть немного, когда оно удобно расположено и большое. Там хорошая структура, в смысле губка аккуратная, тащить нефть оттуда легко. Их мало, несколько штук. Потом идут существенно большие месторождения, уже не такие большие, не так удачно расположенные, но нефти там в совокупности больше, конечно, чем в этих гигантах так называемых. Ну и так далее – это всё у вас разбегается по размеру, по качеству. Так вот самое страшное, что было сделано, – что самые основные гиганты, которых всегда мало в каждой провинции, именно эти дешёвые месторождения, где легко было взять нефть быстро, – именно на них были применены наиболее жестокие и нерациональные нормы ускоренного извлечения. За счёт этого разбазаривания месторождений у нас начался резкий спад добычи нефти. Для того чтобы его скомпенсировать, вам некуда идти, кроме как осваивать следующие по качеству месторождения – те, которые помельче, которые поглубже. А вот это «мельче, глубже» стоит в несколько раз дороже. То есть для того, чтобы получить одну и ту же тонну нефти, вам надо в 2 раза больше пробурить. Если оно маленькое, то вам нужны общие мощности – сборные электросети, дороги, насыпи. Всё это приходится строить, и затраты падают на маленькое месторождение. А вообще в нефтяной промышленности так копятся легенды о том, какой пришёл очередной политический начальник и какие интересные вопросы он задавал. Он его вызвал и говорит: «Ну как же так? Труб буровых просят больше, а добывают меньше. Значит, воруют». Потому что очень трудно понять, что новые месторождения появились только потому, что фактически уничтожили, разрушили крупнейшие месторождения. И у вас нет выбора. Вы должны, если хотите добывать даже то же самое количество, переходить к более мелким, где затраты на тонну нефти в 2–3 раза выше. Это очень тяжело. И ясно, что нефтяная промышленность – это очень капиталоёмкая промышленность, что плохо понимается, и ошибки очень дорого стоят.