У него был, в общем-то, с одной стороны, очень домашний характер, но с другой – характер у него был довольно крутой. Во-первых, он любил правду-матку в глаза резать. По тем временам это не очень приветствовалось. Я думаю, у него из-за этого были большие проблемы. Я сейчас пару примеров расскажу. Предположим, в Малом театре поставили что-то по Брежневу – то ли «Целину», то ли «Малую землю». Идёт худсовет, где обсуждают спектакль. Кто-то говорит: «Вот надо здесь немножко подправить, вот это надо изменить», кто-то говорит: «Ну всё, в общем, неплохо, но надо здесь сделать». Встаёт отец и говорит: «Ничего не нужно делать. Спектль нужно оставить в этом виде. Это должен быть памятник безвкусице в Малом театре». Да, он любил так говорить. Или, скажем, был потрясающий случай. Некоторые журналисты в курсе, они в статьях об отце это обязательно вспоминают. Малый театр тогда гастролировал в Ленинграде. Шёл спектакль «Возвращение на круги своя» по Друце, где отец играл Толстого. И там была сцена, где Лев Львович говорит отцу: «Русский мужик – трус». На что из правительственной ложи раздалась реплика: «Русский мужик не трус, вот так-то». Выяснилось потом, что там сидел Романов, причём подшофе. Это чувствовалось по реплике, по тому, как она была сказана. На что отец сказал: «Без религии в стране на многие годы воцарится царствие денег, водки» – и показал пальцем на ложу – «и разврата!». Потом весь Ленинград об этом говорил. На следующий день спектакль отменили. И отец стал в Питер невъездным. Он считал, что такие вещи нельзя пропускать.