Ну, и я должен сказать, что, конечно, особенно большое напряжение возникло к субботе, 27-го числа — по ряду причин. Во-первых, в субботу стало известно, что нашей ракетой был сбит самолёт У-2, который летел над Кубой. Ну, это, по-моему, забеспокоило Хрущёва, потому что он почувствовал, что могут быть какие-то непредвиденные случайности. А потом, как мне кажется, выяснилось, что приказ на запуск ракеты для сбития самолёта был дан каким-то командиром на месте — без какого-либо согласования. И это, конечно, очень забеспокоило, потому что если можно было запустить зенитную ракету для сбития самолёта, то кто знает, что ещё может случиться — или с нашей стороны, или с американской. Непредвиденное? Кстати говоря, надо сказать, что даже за день-два до этого уже и с нашей стороны появлялись такие мнения, что нужно искать выход — политический выход — из кризиса. И если вы возьмёте послание Хрущёва Кеннеди от 26-го, 27-го числа, даже от 26-го, то вы увидите, что там уже есть намёки на возможность какого-то политического решения. А в субботу, значит, вот стало известно о сбитии У-2. Потом, уже поздно ночью, пришла телеграмма с посланием от Фиделя Кастро — очень тревожное послание, где он говорил, что ждёт нападения на Кубу — или воздушного нападения, или вторжения — в течение ближайших, либо 24-х, либо 72-х часов. Вот в этот период времени. Ну, и там было тоже высказывание о том, что если будет вторжение, если империалисты решатся на это, то не следует ли Советскому Союзу первым пустить в ход ядерное оружие. Я зачитал это послание Хрущёву по телефону. Я сейчас не помню — то ли поздно ночью, то ли на следующее утро. Но, во всяком случае, я помню, что он просил повторить некоторые пассажи из этого послания. И мне кажется, что особенно его забеспокоило даже не то, что Фидель предлагал при каких-то обстоятельствах первыми использовать ядерное оружие — потому что, я думаю, это не входило никак в наши планы, — а то, что он предвидел агрессию в течение, возможно, даже ближайших суток.