Я не могу не рассказать. Такое состояние – мы уже двигались, отошли с этого места, немцы ушли, и мы отошли. И вот кухня, остановились, передых, завтрак. Но такое состояние, что я есть не мог. Я же в живых людей стрелял, я же убивал живых людей. Такое чувство, пытаешься себя убедить, что это же враг, а всё равно такое ощущение, что ты живых убил. И вот такое состояние было до следующего, тогда уже прошло и всё встало на свои места: враг есть враг, врага надо уничтожить. А вот после первого – тяжело. И тяжело ещё даже потому, что был, допустим, Боря какой-нибудь, с которым рядом были, курили вместе, а сейчас его нет – погиб. Тоже тяжело, когда чувствуешь, что вот твои близкие гибли. Но это проходит. После второго боя ничего этого нет, враг – это убить, и всё встало на свои места.