Загрузка
00:00
/
07:09
Живой щит
А когда освободили, что тут произошло! Нас освободить-то освободили, мы слились с местным населением, а тут наступление Красной армии. Курская битва, немцев погнали. И всё местное население, которое раньше жило при немцах припеваючи, как говорится, не бомбили их, ничего, они сельским хозяйством занимались, как-то там выживали, их собрали, и мы стали живым щитом, который являлся сопровождением немецких колонн на мостах. Допустим там, где зенитная артиллерия стояла немецкая. Вот эти зенитные стоят четырёхствольные пулемёты «Эрликоны», вот это местное население огораживало с подводами, с детьми, со старушками в белых платках. И когда налетала наша авиация, она видела, что им бомбить просто нельзя. Почему? Потому что находится местное население. Как бомбить их? Раз, сделали разворот и уходили. А некоторые говорили, что мы должны выполнить приказ. Вот мне вспоминается один такой случай, когда мы оказались на мосту, по которому отступали немцы. Мост там через реку, она небольшая была. Но шли немецкие танки, и эту колонну немецких танков сопровождало с левой стороны и с правой стороны население. Тут такой сплошной колонной идут жители, и здесь подводы и так далее. И вдруг налетает наша советская авиация. Полк штурмовиков. А я вижу издали, что одна девятка идёт, вот такая девятка, вторая, потом третья, три девятки. А вокруг истребители, вот как пчёлы. А почему? Потому что истребители находились на одном аэродроме со штурмовиками, и они должны были сопровождать эти штурмовики. Потому что штурмовик, когда идёт на боевое задание, ему некогда направо-налево смотреть, заходит ли немец там в хвост самолёта или нет. Они только уничтожают ту цель, которая поставлена. И им поставлена задача: уничтожить, не отвлекаясь ни на что. А истребители эту работу сопровождают. И вот налетает эта армада. Одна девятка проходит бреющим полётом, видит: кругом население и скопление немцев, – и ничего не может сделать. Бить по своим рука не поднялась у этих лётчиков. Они делают второй круг. Вы знаете, я сам в авиации прослужил сорок лет, знаю, что такое лётчику видеть на высоте двадцати-тридцати метров. Штурмовик идёт, он видит всё, что тут на земле находится, как на ладони. И мы со стороны видим этот самолёт огромный. И я вижу, как этот лётчик, он в перчатках в чёрных был, вот штурвал, летел прямо перед глазами двадцать метров. А потом перчатку снимает и рукой вот так вот по шее проводит, даёт сигнал. Что если я не выполню боевую задачу, меня расстреляют за невыполнение этой задачи. Всё. И началось. Ракеты полетели, бомбы полетели. Там такое было, такой ужас был, какой невозможно себе представить. У меня, я же говорил, маленькая сестричка была. Она ехала на подводе одного селянина. У него две лошади было, он барахло своё тащил, отступая, и у него была дочь восемнадцатилетняя, дочь старшая за полицаем замужем была, хозяйка, значит. И вот эта старшая дочь, маленькая девочка у неё была, и когда налетели вот эти самолёты, мы под стог нырнули, под стог сена, огромный стог. Головы там, а всё остальное… И когда пролетели самолёты, отстрелялись, я увидел, что все члены этой семьи были ранены, в том числе эта маленькая девочка. А шестнадцатилетняя девочка на моих глазах, вы не поверите в это, не поверите, но я это видел. Вот эта шестнадцатилетняя или восемнадцатилетняя девушка, она в этой агонии выскочила из-под стога и побежала, и какой-то снаряд, какой-то осколок снаряда ей начисто отсёк голову, голова отлетела, она ещё бежала метров семь без головы. Я это сам видел. И потом упала. Вот. Это была трагедия этой семьи. А мы все лежали рядышком. Мать моя встала, перекрестилась и говорит: «Наши знают, кого стрелять». А почему? Она не могла простить, что в этой семье был полицай, полицай, который преследовал. А наши знают… Даже в такой обстановке юмор такой был, представляете: «знает, кого бить». Кстати, после войны, когда мы встретились и надо было справки там собирать о том, где мы находились на оккупированной территории, где жили, как жили там. Там жители должны были подтвердить, что мы побирались, жили в церковном домике и никакой связи у нас с немцами не было. Так вот у этого деда оказался сын Герой Советского Союза, представляете? Один сын был полицай, а второй сын стал Героем Советского Союза. Уважение к нему, значит, знали, ненавидели за ту жизнь, которую он в оккупации, и восхищались, что сын такой вот человек.
Читать интервью
