https://историяотпервоголица.рф/events/current_event.php?current_event_id=3600
Ну а дальше-то что получилось? Месяц прошёл вроде ничего, старые запасы остались, а есть всё равно хочется. Помните, как было в «Крокодиле», на обложке задней: значит, спрашивают верблюда, то есть, верблюд нарисован, а под ним подпись: «Вот все говорят, что я без воды могу 40 дней обходиться. Что бы ни говорили, что бы ни писали, а пить всё-таки хочется». Вот так и здесь, что бы ни говорили, что бы ни писали, а есть очень хотелось. Ну и поскольку у меня всё-таки была какая-то специальность, вот столярное дело я знал довольно хорошо, в школе нас научили довольно хорошо, ну и потом во Дворце пионеров я параллельно занимался в этом же кружке, кое-что руки умели делать. Речь шла не о том, чтобы работать на заводе, который оружие производит. И вот я пошёл на такой завод, сказал, что столяр я. А у автомата ППШ – пистолет-пулемёт Шпагина – у него приклады деревянные, так что всё-таки кто-то их должен был делать. Кроме того, этот автомат был ещё, можно сказать, чувствительный, капризный, в том плане, что винтовки просто наваливали в кузов машины и везли, а эти нужно было в ящики нежненько положить. Почему так было? Ведь когда стрельба шла одиночными, это не страшно, руки не обожжёшь, ну если обожжёшь, то не так сильно, а когда очередью стреляешь – то ствол раскаляется, и оружейники заключили его в металлический кожух, и выход из ствола, дырочка, где пуля шла, – почему так конструктор сделал, не знаю – и на кожухе дырочка была точно под это место сделана, и если кожух ударишь, всё искривляется, и автомат выходит из строя. Ну вот это просто так я это говорю. А наше дело было простое – делать приклады и сколачивать ящики для этих автоматов. Ну дерево, вы знаете, тоже интересно, вот, с деревом-то я был знаком. Вот липа – это было очень приятно: мягкое дерево, послушное, с ним работать приятно, и оно в то же время прочное было. Но липа – это дефицит. А полно было сосны. А сосна нехорошая, вот там, понимаете, ударишь её – и она раскалывается, так что для солдата это был не самый лучший вариант, ну что делать-то. Когда я пришёл на завод, а завод только назывался заводом, у нас были только отдельные цеха. Где остальные цеха были, я не знаю, а наш цех был где крематорий, Донской крематорий, там была Академия Генерального Штаба и там баня рядом. А через дорогу трамвайные линии проходят, вот это был наш цех. Где остальные цеха были, я не знаю. Кроме нашего, были упаковочный, сборочный, и металлических изделий, где, собственно, сверлили и ещё что-то делали, не знаю. Наш цех никак не назывался, он номерной был – 78/2. Все военные предприятия никак не назывались. Все были номерные. Ведь завод-то Орджоникидзе был до войны, но в войну это не был завод Орджоникидзе, это был какой-то номерной завод. То есть, точнее говоря, было так: адрес был – почтовый ящик. И всё. Кому надо, знали… Конечно, диверсанты которые были, они всё это тоже знали, но, тем не менее, хоть какая-то мера предосторожности была. То есть, заводы своего названия не имели. А надо сказать, что уже перед войной все авиационные конструкторские бюро уже никак не назывались. Вот был ЦАГИ, он так и остался ЦАГИ, а всё остальное – бюро Яковлева, Поликарпова, Туполева – они тоже все были почтовые ящики. Это уже перед войной.