Отец вообще знал французский немножко, но, когда он ездил за границу, больше они ездили в Германию, и немецкий, видимо, был больше распространен в то время. И в Питере очень много немцев же было, понимаете? И я учил немецкий. И он меня туда отдал. И я прилично его знал к 8-му классу. Я потом занимался с учительницей литературы немецкой, частным образом. Вот у меня вот там стоят над дверью 4 тома Лессинга, золотые с красным. Вот это был последний немецкий поэт, до которого я дошёл с учительницей. Я начал с Нибелунгов, с эпоса, и вот дошёл до Лессинга. Мы разбирали разные произведения, я писал образы, и она мне в 41-м году говорит: «Знаешь что? Я вот тут вырезала из газеты объявление: в Москве есть заочные курсы иностранных языков. Ты напиши туда. Ты язык знаешь, но у тебя документов нет, а тебе нужен документ». Я написал в Москву, получил письмо, материал, контрольную за 1 курс. Я её быстренько написал, отправил. Получил второе письмо. Контрольную за 2-й курс. Я тоже её быстренько отправил. Тогда получил один листочек маленький, где было написано: «Вообще-то всё правильно, но нам бы хотелось лично с вами встретиться, чтобы решить вопрос о вашем зачислении». Я в 41-м году собирался летом поехать в Москву. Но это не удалось, на курсы я так и не поступил, документа так у меня и нет. Хотя в войну я работал с немцами. Так что у меня немецкое образование не подтверждено.