Отношение к немцам

Приехали эвакуированные. У нас преподавал химик, и немка преподавала, они из немцев Поволжья, их и эвакуировали туда. Вот, химик приехал – был в костюме, и рубашка. Ну а немка приехала, у неё было, что одеть. Они ехали в разных составах. Немка доехала хорошо, её сюда распределили. Но она, немцев же мы, к ним относились… Но она вот такая учительница была, она вот настолько смогла преподнести, что немцы – это не фашисты. Что Гейне, Гёте, вот. И мы устраивали даже вечера. Я пела хорошо, я даже исполняла песню «Лорилай». Я даже сейчас помню, как это: «Ich weiß nicht, was soll es bedeuten…» Вот, я пела эту песню на немецком языке со сцены. А предварительно говорили, что это не фашизм. Фашизм пришёл туда. А химик приехал, а мама у меня очень строгая была и очень справедливая. И она сказала: «Я – мама дома, а в школе я – учитель». Я никогда не была в учительской. Я никогда не подходила к ней и не показывала: «Ах, это Марья Алексеевна, это моя мама». И вдруг я забегаю в учительскую. Мама – вот такие глаза – меня вывела: «В чём дело?» Я говорю: «Мама, химик пишет нам на доске, а у него попа видна». А он проносил этот костюм, и у него вот на этом месте лопнул… Да. И мама, конечно, его сразу вызвала, привела домой, достала папин костюм. Они были как-то одинаковы. Достала бельё, всё вручила. И карточку, которую мама получала, до тех пор, пока она жила, она делила между ними. Мы получали хлеба всего килограмм двести, потому что мама свою карточку отдавала. По 200 грамм химику и вот этой немке. Потому что у нас ещё какой-то приварок был, потом у нас было молоко. Мама, кстати, всё время, каждое утро, когда она ещё могла, она ему носила. А потом уже, она уже не могла, потом я уже, конечно. Ну мы же сдавали тогда ещё на фронт молоко. Потом у кого были куры, там, яйца, в общем, это было нормально. Каждый день мы там определённое количество, литров молока надо было унести. Всё это шло для фронта.