Загрузка
00:00
/
03:01
Путь в медсанбат
Мы проехали нормально, переправились через понтонный мост, там месиво было ужасное какое. Мы проехали благополучно и как только стали на пригорок этот подниматься, а он как начал крупнокалиберным. А повар сидел сзади меня и держал мою голову, потому что мне шевелиться нельзя было. Сбило шапку, опалило висок, у нашего повара руки отвалились, голова моя повалилась, а я жива. И меня привезли в наши тылы, где старшина размещался, и занесли носилки в земляночку, там стояла буржуйка, раскалённая до красна. И поставили носилки около буржуйки. А я не могу согреться, у меня лихорадка. Потому что гангрена начиналась. Ногу разнесло, кровь не сходила, она оставалась внутри. И старшина куда-то побежал, принёс горячего чая, меня уже это ничего не радовало. Потом снова куда-то побежал и приводит фельдшера из соседней части. Тот посмотрел: «Немедленно её в медсанбат». А уже темно, уже вечер. И снова снарядили ездового солдата, поставили носилки, и мы поехали, мы блуждали всю ночь по лесу этому и не могли попасть в свой медсанбат. Потому что у каждой части свой медсанбат. И свой медсанбат мы не нашли. И вот к утру увидели красный крест, обрадовались. К нам выбежали два санитара и спрашивают: «Какой части?» Ну солдат отвечает. «Вези в свой медсанбат, у нас некуда своих девать». Мы попали в другую часть, в медсанбат другой части. Меня не хотели принимать, так он со слезами на глазах побежал: «Возьмите, пожалуйста, у меня девочка умирает». И они снова вернулись. И так долго рассматривали моё грязное обветрившееся лицо. Подхватили носилки и затащили в эту избушку. А там негде было курочке клюнуть: и сидели, и лежали, нары здесь, и меня затолкали на верхние нары. И только на второй день меня взяли в операционную.
Читать интервью
