Загрузка
00:00
/
06:53
Ранение
Дело было уже в сентябре. Страшные бои идут в городе. Проехать через Волгу мои люди иногда никак не могли. Потому что ночь только и переправы нет настоящей. Там только есть средства, которые сохранились случайно. Я туда 19-го сентября последний раз поехал с Лычко, старшиной, старший сержант он был, Николай Лычко, мы повезли боеприпасы для нашего сводного полка в район Орловки. У дивизии оставалась ЗИС-5, у которой была снесена кабинка... Но мы возили всё-таки с ним на этой машине боеприпасы. В основном это были гранаты и патроны. Потому что у них своё оружие, кроме своих собственных рук, автоматов и винтовок не было. Поэтому мы им туда направляли только это. Что можно было, мы взяли, сколько можно, на эту машину свою и повезли. Приехали туда, на переправу, так называемую. Поставили машину, замаскировались. А сами пошли на берег, там вдоль берега был вырыт в песке окопчик. В этот окопчик мы с ним вдвоём и сели, а время ещё был только вечер. Часов шесть или семь вечера. Ещё светло. В сентябре ещё светло было. А когда мы там смотрели, там по сорок–шестьдесят самолётов кружилось с включёнными сиренами, пикировали. Самые, я считаю, люди отважные и самые заслуживающие особого преклонения – люди этой переправы, чего только они за своё время не потерпели! Сколько на них упало этого железа! Какие над ними издевательства не совершали немцы… И обстреливали, и бомбили без конца. А им надо было перевозить людей туда-сюда. Сидим, ждём. Позатихло. Ну думаем, ну что? Пока рассказываем свои житейские воспоминания с Лычко с этим. Рассказываем. Мы уж не так близко были знакомы. Были знакомы, конечно, но не так, что рассказать можно было чего, о чём поговорить, так по-человечески. Сидим, там бруствер, так рукой на бруствер опершись. Сидим, сухой песок, всё нормально. Вечер хороший, светлый. Тепло, светло и мухи не кусают. Вдруг с той стороны раздаётся выстрел и через некоторое время «уууууу», и тут как шарахнет рядом с нами! Рвануло и мне прямо в плечо как шлёпнуло. У меня пилотка соскочила. И рука ещё повисла. Он увидел, что со мной что-то. Вскочил, подошёл – там дырка в шинели. Шинель раздвинули. У нас всегда есть с собой перевязочные средства. Он с меня всё содрал сразу. А я ещё успел, схватил, смотрю – торчит, застрял осколок. Я его вытащил. Это осколок от мины. И я потом его, вплоть до увольнения почти, таскал в гимнастёрке. А потом он мне надоел, потому что рвёт мне гимнастёрку. И я его выбросил, а зря. Вытащил его, рука не работает. Он мне повязал и говорит: «Товарищ лейтенант, я один отвезу, поезжайте». Я говорю: «Нет, я получил приказ, я его должен выполнить. А сейчас я что, убит или ещё что? Что я не могу? Хорошо, что это сюда попало, а не в голову». Если бы в висок или в горло, где артерия проходит – там конец. А тут ничего, обошлось. И переехали мы ночью всё-таки на ту сторону. Там всё это отдали. А потом, таким же макаром обратно переехали, уже пустые. С этой машиной только. И это было 19-го сентября 42-го года. И все эти числа, 19-е числа, они идут по всей моей жизни. Родился 19-го июля. Закончил училище 19-го декабря. 19-го декабря ранение получил. 19-го ноября началась Сталинградская битва, в окружение попал. Это 19-е числа.
Читать интервью
